Свою бывшую соседку — эту чрезвычайно хорошенькую и, обычно, позитивную девушку, мне реально жаль. Я, конечно, мог оплатить, для нее, услуги маклера, но… покупать квартиру? Это — явный перебор!
Видимо, что-то такое отразилось на моём лице, поскольку Ира нашла в себе силы "бодро" улыбнуться:
— Впрочем ты прав! Нет смысла грустить, все неприятности, рано или поздно, заканчиваются!
«Ну, да… на кладбище. Все там будем…»
— Ириш, правда… Бери тетю Нину и поехали пообедаем в ресторан?
— Вить… — девушка встала с дивана и поставила опустевшую чашку на стол, — ну, какой ресторан… Он нам всю ночь спать не давал, а под утро, вообще, из квартиры выгнал. Хорошо, соседка к себе пустила, а то…
Девушка, наконец, не выдержала и, резко отвернувшись к шкафу, всхлипнула.
Что тут будешь делать? Я нерешительно поднялся из кресла и подошел к Ирине, положил руку на её вздрагивающее плечо и, страшно досадуя на самого себя, пробормотал:
— Ир… Не расстраивайся так… Послушай, если не будешь болтать… об этом… Я постараюсь вам помочь. Мне только надо сначала переговорить… в Ленинграде. И в Москве… с парой человек…
«Хрен с ним! Дам тысяч пять Эделю, пусть разменяет им две "однушки"… Не верю в бога… знаю, что не зачтется, но впереди столько грязи, что хотя бы кого-то счастливым сделаю…»
Я настолько погрузился в свои сумбурно-нелепые мысли, что не сразу заметил, что Ирина повернула ко мне голову и пристально смотрит на меня, каким-то несвойственным для нее, оценивающим взглядом.
Я поперхнулся посреди фразы и, не нашел ничего умнее, как спросить:
— Ты чего, Ир?
Чисто материнским жестом, видимо от рождения свойственным любой женщине, вне зависимости от возраста и наличия детей, Ира подняла руку и задумчиво провела по моей щеке.
— Ты — хороший… Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Она тяжело вздохнула, решаясь:
— К маме приходили из КГБ. Спрашивали про тебя…
В ресторан Ретлуев не поехал. Отговорился вечерним совещанием на работе, а поскольку больше "посидеть" было негде, то не оставалось ничего иного, как пойти в "родной" спортклуб.
Пешком… Поскольку и в "Волгу" Ильяс не захотел садиться тоже — "чего тут ехать… два шага, да…".
Устроились мы в маленьком тренерском кабинетике, стены которого были увешаны выцветшими грамотами, а полки обшарпанного шкафа заставлены разнокалиберными кубками.
Казалось, что весь недолгий путь от моего дома до клуба, Ретлуев сосредоточивался и в кабинете его, наконец, прорвало… Причем, "прорвало" за всё, что накипело у него в эти месяцы нашего "плодотворно-раздражающего сотрудничества"! Это и "непредсказуемые и опасные выходки", и "хроническая неспособность к дисциплине", и "наплевательское отношение к окружающим", "неумение подчинять личные интересы интересам коллектива", "вопиющие отношение к тренировкам", "ничем необоснованное зазнайство", "склонность к постоянному вранью", "неуважение к своему тренеру" и много-много еще-чего.
Мне было грустно… Грустно и скучно. Нет, я, конечно, держал скорбную мину, подобающую обстоятельствам, но все эти попрёки отклика в моей душе не находили.
«Второй Димон… У него есть своя картина мира, лидерство уступать не умеет, да и с чего? Лично мне он ничем не обязан. Придется списывать в потери… и двигаться дальше. А жаль…»
Единственное, что меня на самом деле беспокоило, так это только реакция Лехи, тем более, что тот, поначалу, активно кивал головой, под обличительный монолог Ретлуева. И кажется, был даже весьма не прочь, физически выразить мне своё недовольство спонтанной "схваткой с алкоголиком"!
Но, по мере увеличения перечня моих грехов и недостатков, физиономия "мамонта" стала приобретать все более угрюмое выражение, а взгляд, перемещавшийся с разошедшегося "обличителя" на меня и обратно, уткнулся в пол.
Кто знает… Может в другой ситуации я и попытался бы оправдаться, тем более доводов было "выше крыши". Ретлуев в запале, уже валил все "до кучи" и с логикой распрощался, почти, полностью. А может даже, в ответ, перечислил бы "горячему южному человеку" все его "косяки", начиная с основного, когда он на моём горбу захотел выиграть подростковое первенство города до истории с генералом "Онанистом".
Но сейчас, чем впустую тешить свое самолюбие в пустопорожних "прениях", важно было выйти, из этой ситуации, максимально выигрышно. В глазах Лехи…
Терять "мамонта" я не собирался! Привык.
Наконец, капитан выдохся…
«Высказал — что хотел… На всяческих собраниях такие молчат уже плотно, а в межличностных отношениях, пока высказываются. Для меня — странно, а для этого времени — ПОКА нет. Хотя ведь, он сейчас своё внеочередное "майорство" ПРОГОВОРИЛ, а все равно…»