Пастухов замер на месте и задумчиво рассматривал КДС, как-будто, видел его впервые.
— Всё будет хорошо… На последних репетициях никто уже не ошибался… — я зачем-то счел необходимым его подбодрить.
— Заметно, что нервничаю?! — вздрогнул от моих слов и следом засмеялся Борис.
— Нет… — я пожал плечами, — но должны были бы… по идее…
— А я и нервничаю!
Теперь уже смеялись все.
Пастухов приобнял меня за плечи и мы, общей группой двинулись ко входу во Дворец.
Самого Заседания я не видел. В нашу гримерку, а сегодня меня разместили вместе с Лещенко и Кобзоном, доносились только какие-то глухие звуки музыки и невнятные голоса выступающих. Поздоровались "мэтры" нормально, не сквозь зубы, но до общения с "наглецом" не снизошли.
Я "кемарил" в кресле, а певцы негромко общались между собой, перемывая кому-то кости. Так продолжалось, примерно, минут сорок, пока по внутренней трансляции женский голос не объявил:
— Кобзон, Лещенко, Селезнев — готовность 10 минут…
Первые двое, из перечисленных, встали и неспешно стали переодеваться в концертные костюмы, висевшие на вешалках. Я тоже подорвался: скинул джинсу с кроссовками и быстро натянул белую рубашку, синий галстук и школьную форму. Втиснул ноги в новые черные туфли, причесался перед зеркалом и, с чувством выполненного долга, направился обратно к креслу.
— Не советую садиться… — в никуда произнес Лещенко, — помнёшься…
— Спасибо… — прислонился к стене и принялся ждать.
Динамик в гримерке снова ожил:
— Кобзон, Лещенко, Селезнев — пройдите к выпускающему режиссеру…
"Выпускающим" оказалась бодрая энергичная женщина средних лет, которая тут же передала нас в руки гримеров. Те быстрыми профессиональными движениями укутали всех троих в темные пелерины и кисточками принялись наносить на лицо пудру.
— Чтобы в телевизоре не бликовало, — не дожидаясь вопроса, пояснила "мой" гример.
— Кобзон, Лещенко, Селезнев на выход!‥ — это уже без всякого динамика, сама "выпускающая" — голосом.
Под ложечкой засосало. Из ниоткуда возникла устойчивая мысль, что в туалет можно было бы сходить и еще раз.
Мы стояли за кулисами у самого края сцены. Перед нами были только сама "выпускающая" и двое молодых мужчин в серых костюмах.
Хорошо были видны в профиль лица сидящих в Президиуме. Я отыскал взглядом Брежнева и поразился неприкрыто скучающему выражению лица престарелого Генсека. А ведь на сцене и в проходах зала под красными флагами стояли сотни пионеров, с отрепетировано воодушевлёнными лицами.
— Не забудь встать на полметра сзади, — чуть повернул ко мне голову Кобзон.
Когда стоишь к нему вплотную, хорошо видно, что он носит парик.
«Наверное, в будущем будут делать лучше… а пока может "прокатить" только издали…»
— Какие мои годы… до склероза далеко…
Один из кэгэбэшников чуть скосил глаза и его губы едва заметно дрогнули.
— Одна минута! — прошептала "выпускающая".
Под марш со словами "Мы верная смена твоя, Комсомол!", пионеры дружно замаршировали к выходам из зала. Стоящие на сцене уходили в нашу сторону: покрасневшие от волнения лица, у многих испарина на лице…
— Тихо и быстро… Тихо и быстро… — "ответственные лица" вполголоса подгоняли молодую поросль, освобождая проход на сцену и пресекая малейший шум.
— Ваш выход… — гэбэшники посторонились и теперь от партийных небожителей нас ограждала только вытянутая рука помощницы режиссера.
Раздались первые знакомые аккорды…
— Вперед! — рука опустилась.
На негнущихся ногах я двигался за Лещенко, сзади сопел Кобзон.
«Встать полметра позади них… Не забыть… Бля, СКОЛЬКО ЖЕ НАРОДА!!!»
Во время репетиций партер тоже был наполнен курсантами, пионерами, ветеранами и работниками КДС, но сейчас, мало того, что в самом зале было битком делегатов, так еще и два(!) яруса балкона, буквально, физически нависали над головой многотысячной людской массой.
«Спокойно, придурок!!! Только что, с этим справились пионеры и ветераны! А ты взрослый пятидесятилетний мужик с молодым телом и "незаюзанной" нервной системой…»
Помогло. Волнение неожиданно ушло. Восстановилось боковое зрение. Перестало стучать в висках.
Справа Кобзон стал негромко напевать первый куплет:
— Вполголоса жить не стоит!
Мы начали свой разбег!‥
"Фирменный" драматический баритон заполнил весь огромный зал Дворца Съездов.
«Петь — обязательно! По телевизору все будет видно! — всплыли в памяти слова режиссера, — главное-негромко, чтобы тебя не было слышно в Президиуме!