После третьего боя, вопреки нескрываемому неудовольствию Ретлуева, мы уезжаем в Москву.
Пока на турнире два дня перерыва, я должен успеть сделать в столице кучу дел…
Клаймич был предупрежден о нашем прилете заранее и когда Ан-24 приземляется в аэропорту, нас встречает Эдик на своей "Волге".
"А-аааа… И транспортную проблему тоже надо как-то решать…", — взгрустнул я, когда, уступив "мамонту" переднее сиденье, мы втроем размещались на заднем.
В последний момент Ретлуев, категорически недовольный срывом "форсированного восстановления формы", все-таки решил лететь с нами: "Заниматься будем в любых условиях, да…".
И поскольку времени в обрез, а дел — "выше крыши", то, несмотря на наступивший вечер, из аэропорта мы сразу едем в Студию.
Это еще повезло, что при Советской власти в не самом крупном областном центре функционирует свой аэроузел, и нам не пришлось несколько часов трястись в поезде. В годы построения "демократического общества", Липецкий аэропорт закрыли, а оборудование или было разворовано, или попросту сгнило. Я, конечно, не без содрогания думал о перспективе полета на старой развалюхе — Ан-24, но оказалось, что "Аннушка" еще не успела состариться! Самолет хоть и был шумным, зато оказался вполне себе новым, по крайней мере, в салоне ничего не дребезжало и в полете ничего не отваливалось.
Вторым сюрпризом оказался пункт назначения — аэропорт "Быково", я уж и забыл, что такой раньше существовал в Москве…
Меньше часа дороги — и вот уже не лишенная искренности встреча с "одногруппниками"! Я не без некоторого удивления смотрю, как Клаймич обнимается(!) с Ретлуевым, а наш барабанщик Роберт слегка подлетает в воздух в лапах "мамонта". Девицы тоже активно участвуют во всеобщем "братании" и мое удивление резко трансформируется в "охренелость", когда я вижу, как легко и непринужденно Вера обнимается с моей мамой и целует(!) её в щеку!!!
«А-а… э… хм… прогресс… однако! Ну, хоть покраснела… и то ладно!»
Лада тоже расточает всем улыбки и радостно пищит, когда, неотягощенный комплексами "мамонт" и её легко отрывает от пола. Даже Альдона слегка кривит губы, что должно изображать присоединение ко всеобщей радости.
Явно несколько "чужими на этом празднике жизни" ощущали себя лишь четверо парней-музыкантов. Впрочем, теперь уже — наших(!) музыкантов…
Клаймич и Завадский их представили, сказав о каждом по несколько слов.
Ребята — Глеб, Владимир, Михаил и Борис, были, по-современному патлаты, "джинсоваты" и, как меня неоднократно уверял Григорий Давыдович, "однозначно, талантливы!".
«Что ж, поживем — увидим…»
Колю Завадского и нашего барабанщика Роберта я знал хорошо, а у этих ребят пока запомнил только имена. Да и то ладно… все остальное — потом, время!
Наконец, восторги встречи улеглись, и мы принялись рассаживаться в "репетиционном зале" Студии. С некоторым душевным трепетом, я готовился принимать результаты пятидневной работы, проделанной в мое отсутствие.
«Мебель нормальную тоже нужно "достать", а то тут остался только разнокалиберный набор от табуретов до колченогих стульев — "художнички" все более-менее приличное увезли с собой. Сколько дел… А-аааа!»
Музыканты были уже готовы. На сколоченный из досок (ещё раз "А-аааа"!) невысокий помост поднялись девушки и зазвучали первые аккорды не совсем привычной моему уху аранжировки…
Уже в середине песни я почувствовал, как первый из "груды камней" скатывается у меня с души… Девчонки исполняли песню великолепно — ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ОРИГИНАЛА!
Голову на отсечение — это целиком заслуга Вериной мамы! Я помню, как она "распевала" Веру с Альдоной в Сочи и их совместные репетиции с Ладой в Москве — узнаваемый почерк…
Не знаю, как называется эта манера исполнения, но девушки не пели хором, они пели ВМЕСТЕ. Голоса звучали в унисон очень редко, постоянно чей-то вырывался вверх, то на слово, а то всего и на пару слогов: