Все просто… После концерта ко Дню милиции песни "Мы желаем счастья" и "02" зазвучали по радио каждый день и, наверное, в каждом концерте по заявкам, какие только были! Естественно, меня "заказывали", в основном, милиционеры и для милиционеров, а девчонок заказывали ВСЕ…
Обе песни "выстрелили" сразу и на редакции радиоканалов обрушился вал просьб передать понравившееся композиции.
Уже в понедельник днем Пульяж позвонила Клаймичу и сообщила, что дирекция ЦКЗ "Россия" передала записи обеих песен в Госкомитет по телевидению и радиовещанию.
Вообще-то, это была обычная практика, удивляло только то, что из Гостелерадио запросили персонально именно эти песни, и запросили так быстро. Ведь даже, чисто физически, письма "с заявками трудящихся", за неполные три дня, не могли дойти в редакции. Оказалось "дошли" не письма, а телеграммы и радиограммы! Из отдаленных регионов, от экипажей кораблей, от именинников и для именниников, от трудовых коллективов и даже отдельных граждан. Так сказать — современные смс…
— Подобный запрос на записи — это очень многообещающий факт… — голос Клаймича по межгороду звучал хоть и искаженно, но с большим воодушевлением, — вы, Витя, там постарайтесь ускориться с переездом в столицу…
Да, собственно, никто и не тянул… После общения со Щелоковым в пятницу, запрос "о переводе" в структуру МВД поступил на мамину работу уже в понедельник. "Перевод" в кадровых службах считался чем-то более почетным, по сравнению с обычным увольнением "по собственному желанию". Так что пора уже было приступать к сбору вещей.
И время снова спрессовалось. Как во время чемпионата и концерта. Даже хуже…
Только я повесил трубку, поговорив с Клаймичем, как телефон затрезвонил вновь. На это раз, звонил генерал-завхоз Калинин (ну, не могу я преодолеть к нему внутреннюю антипатию послезнания), причем и звонил-то мужик с приятной новостью — готов "смотровой" ордер на нашу новую квартиру в Филях. Надо приехать посмотреть, расписаться в ордере и… заселяться.
Эту новость я, естественно, передал маме, вернувшейся домой после работы. Мама ринулась звонить деду и уже через день я, мама, дед и "примазавшийся" Леха, снова в Москве — осматриваем будущую жилплощадь.
Новая квартира понравилась! Кирпичный дом — явно малосерийная планировка. Две комнаты 20 и 18 метров и целых 15(!) метров кухня — культовое место для советских граждан! Если добавить к перечисленному холл метров на семь и два балкона, то картина станет полной.
В Ленинграде у нас была совсем неплохая квартира, в свое время полученная от государства дедом в бытность его начальником кафедры в ВВМУ им. Фрунзе. И все равно, новая "московская" была намного лучше, как говорится, Щелоков не пожадничал!
Конечно, со съемной квартирой на Тверской не сравнить, а с моими "будущими" двухуровневыми хоромами на Крестовском острове в Санкт-Петербурге — тем более, но по советским нормативам мы получили на двоих максимум возможного.
Над дальнейшим улучшением условий, как говорится, буду работать самостоятельно.
Клаймича, встречавшего нас в Шереметьево, буквально распирало от новостей:
— Я с Юрием Михайловичем разговаривал… буквально, час назад! — несмотря на все старания, голос нашего директора подрагивал от сдерживаемого торжества, — ему из Гостелерадио звонили… сам Мамедов. Они хотят поставить выступление наших девушек в предновогоднюю "Утреннюю почту"!‥
Поскольку для поездки в Москву мама и дед "брали" на работе только один день, то в столице я остался "под присмотром" "Большого брата". К счастью Леха уже уволился со "Скорой" и был зачислен в штат Студии "мастером по свету".
Поэтому сейчас мы вдвоем, скрючившись в три погибели, крепко держим за щиколотки Веру, которая стоит в раскрытом окне 26-ого этажа Минтяжмаша, расположенного в одной из "книжек" на проспекте Калинина. Стараясь не показывать страха, девушка улыбается и беззвучно раскрывает рот на фоне ночной Москвы — в унисон моему орущему "кассетнику".
— Снято… — сообщает оператор и Вера, наконец, получает возможность выдохнуть. Иначе нельзя — пар от дыхания помешает съемке. На улице к ночи, почти, минус 10, причем на высоте еще холоднее, да к тому же сильно дует мерзейший ветер.
Татьяна Геннадьевна быстро накидывает на плечи дочери пальто, Клаймич сует Вере в руки чашку с горячим кофе, а на подоконник, опасливо всматриваясь в темную бездну под ногами, в одном легком платье забирается Лада. Мои пальцы намертво стискивают лодыжку девушки, возможно ей даже больно, но Лада только благодарно улыбается…
Там, в аэропорту, я сначала обиделся. Потом разозлился. Затем чуть не "потерял лицо". И только лишь потом взял себя в руки.