В чугунной на изогнутых ножках ванне было удобно, но мы снова перебрались "возиться" в спальню, хотя затем еще не раз возвращались в эту "дореволюционную купель".
Антракт проводили на кухне, где, впервые за незнамо сколько лет, я налопался "жутко" вредных и "кошмарно" канцерогенных шпрот! В конце-концов, рассудил так: или в конце 70-х эти шпроты еще нормальные, или есть КОМУ побеспокоиться о моем здоровье. Забавно будет, если ИХ неведомые мне замыслы не осуществятся из-за того, что я загнусь от какой-нибудь съеденной или выпитой дряни. Вот пусть ОНИ и берегут меня, а я пока буду жрать бутерброды со шпротами! А те еще и с икрой оказались. Сука, ВКУСНО-ТО как!
Когда мы, наконец, угомонились и расслабленные лежали на смятых простынях, Вера потерлась щекой о мое предплечье и "невзначай" поинтересовалась:
— А ты где настолько задержался?
«Надо же, долго терпела!»
Зевнув, я положил руку на черноволосую головку и погладил, как маленькой девочке:
— Встреча была… Отложить не получилось…
Замерла. Недолгое молчание. Но все-таки решилась:
— А с кем?‥
Молчу.
Как и предполагалось, Зая не выдерживает первая:
— Ви, ты если не хочешь… не рассказывай…
Как делился со мной житейской мудростью, в "потустороннем времени", один мой очень непростой московский знакомый: "Женщина ведет себя ровно так, как ей позволяет мужчина… И тут надо постоянно сохранять бдительность, как на минном поле… Если ты ей однажды что-то разрешил, то больше уже НИКОГДА не запретишь! Она будет за это "свое право" бороться до конца, какая бы пустяковая мелочь это не была. И если ценой этой борьбы станет ваш брак, то она этого даже не заметит! В своем упрямстве это животные — бессмысленные и беспощадные".
И при такой жизненной философии, у него были уйма любовниц-однодневок и четверо детей от одной женщины, брак с которой он упорно не регистрировал на протяжении двадцати с лишним лет: "НИКОГДА! Завещание в её пользу составил и хватит. А то она решит, что больше стремиться не к чему и все сразу пойдет кувырком…".
Впрочем, еще за двести лет до этого разговора уже было написано: "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей". Тоже еще тот "сукин сын" писал!
У меня так не получалось. Да, и не хотелось. Я всегда надеялся найти в женщине еще и друга. А жить, как с врагом или дрессировать, как животное — увольте. Вот может за это жизнь и "уволила": все понимаешь, но не делаешь — оставайся одиноким! А у того московского знакомого — была вполне счастливая семья и четверо замечательных детей…
Слишком завспоминался — Вера тревожно ловит мой взгляд и уже лепечет, что она "просто так спросила… если это секрет, то рассказывать не надо…".
И что делать? Смотрю на не в шутку встревоженную девушку, и выбираю худший вариант — полумеру. Ведь, вроде и надо "скотиниться", вроде все понимаю и даже готов, а предохранители из "прежней" полувековой жизни еще очень сильны — так сразу их и не пережжёшь…
— Понимаеееешь… — я потягиваюсь и, высвободив руку, сажусь на кровати, — это не секрет. Просто я жутко ненавижу перед кем-нибудь отчитываться, если сам этого не хочу. Захочу — скажу, не захочу по каким-либо обстоятельствам — не буду говорить. Сейчас, первый и последний раз, отвечу… Будешь настаивать в будущем — поссоримся. Возможно, фатально.
У Веры испуганные глаза и нервно подрагивают губы.
«Какая же красивая девчонка! Чтобы видеть такое зрелище — не грех даже попугивать ее, иногда! Ха-ха… Хотя, конечно, жалко Зайку…»
— Я пил кофе с Альдоной. Ее папа высказал желание со мной завтра встретиться, она передала приглашение и поделилась соображениями, что могло вызвать его интерес ко мне. Но если ты, не дай бог, проболтаешься Альдоне…
И я выразительно посмотрел в большие изумрудные глазищи.
Девушка согласно закивала головой и потащила меня обратно под одеяло. Немного полежали молча, Вера сильно прижималась ко мне всем телом и, как итог… мы опять принялись за "возню"!
Бархатная кожа, бесподобно красивая грудь, мягкие губы, а главное, я физически ощущаю исходящую от нее нежность…
Странно все закончилось — мы просто целовались. Долго и… трепетно. Так, как ни разу не получилось до этого.
Задохнувшись, Вера отстраняется и начинает задумчиво водить тонким пальчиком по моему носу, губам, подбородку… затем он легко соскальзывает по руке к "кубикам" на прессе… Казалось, что сама девушка сейчас здесь не присутствует, чуть заметная улыбка на опухших губах адресована куда-то внутрь ее самой. Веки поднимаются все реже и спустя некоторое время аккуратный носик утыкается в мое плечо и чуть слышно начинает сопеть.