Изгибается, меркнет.
Наклоняется то влево, то вправо.
Прежде чем преломленные блики исчезают, Ингмар открывает глаза.
Он снова здесь, один в своем гостиничном номере «Санкт-Морица».
Кэби сидит в ресторане и ест свой крем-карамель.
В трубке раздаются гудки.
— Бергман у телефона, — отвечает отец и, вздыхая, садится за письменный стол.
— Это Ингмар.
— Мы как раз только вошли.
— Позвонить позже?
— Это Малыш, — говорит отец в сторону.
— Я могу с ним поговорить, — шепчет мать.
Ингмар встает, чешет шею.
— Я посмотрел твой фильм, — говорит отец.
— Я вас не заставлял.
— Ну что тебе сказать, — продолжает он. — Помню, ты хотел, чтобы я прочитал сценарий, но… я рад, что не сделал этого.
— Да, наверное…
— Буду короток, мать тоже хочет сказать тебе пару слов.
— Этот фильм был всего лишь попыткой…
— Ингмар, — перебивает отец, — вообще-то я тронут. Это… При встрече мы можем поговорить об этом подробнее, но, признаюсь, никогда не думал, что ты…
Он откашливается, на заднем плане мать что-то говорит, он перекидывается с ней несколькими фразами.
— Да, я даже сказал матери по дороге домой: «Я снова чувствую себя адъюнктом при пасторате в Форсбаке». Моя церковь, мое одиночество — я не преувеличиваю, но… ты должен знать: я благодарен тебе за то, что ты запечатлел это время, или как бы это еще сказать…
Руки у Ингмара дрожат, когда отец передает трубку матери. Он садится и почти не слушает мать, которая весело щебечет о том, что фильм, наверное, пройдет мимо широкой публики.
Босоножки Кэби валяются рядом с желтым диваном, в мусорном ведре лежат ее колготки.
— Там были все, — говорит мать. — Гуннар Бьорнстранд и Макс фон Сюдов подошли к нам поздороваться. Ингрид Тулин в обворожительном…
Она замолкает, потому что отец что-то ей говорит.
— Пойду поставлю чай, — заканчивает она.
Повесив трубку, Ингмар сидит, обхватив руками лицо. Чувствует, как его дыхание щекочет веки на выдохе и холодит их, когда легкие втягивают в себя воздух.
— Ну что, он не ходил на премьеру, да? — спрашивает Кэби.
— Отец? Почему же, ходил.
Стекла в окнах слегка потрескивают, когда налетает ветер.
— Он сказал, что был тронут.
Кэби краснеет, не в силах скрыть раздражения.
— Ингмар, я больше не могу.
— А что?
— Сколько можно врать.
— Да нет же, отец сказал, что пастор — это словно он сам в те времена, когда работал в Форсбаке, и…
— Словно он сам? — скептически переспрашивает Кэби.
— Но ведь так и есть.
— А где же тогда твое место?
— Я пока об этом не думал. Если я сам не пастор, значит, должен… Нет, даже не знаю.
— Ты ведь всегда так внимательно следишь за тем, с кем себя отождествляешь.
— Это всего лишь…
Ингмар встает, наблюдая, как меняет цвет пейзаж за окном. Чувствует, как сквозняк на полу лижет ноги, налетая сзади, и несется дальше.
Еловый лес быстро темнеет.
Серые складки отвесных гор приобретают мягкий оттенок зеленого бутылочного стекла.
Ингмар подходит к большому окну как раз в тот момент, когда Альпы озаряются сиянием, прозрачным и чистым, как на засвеченной фотографии.
— Но ведь кем-то ты должен быть в этом фильме, — повторяет она.
Ингмар чувствует, как все падает и падает вниз, ищет руками опору, хватается за занавеску, слышит, как трещат крепежи карниза.
— Не знаю, — шепчет он.
Остроконечный горный массив вырастает из темноты, словно бледно-розовое стекло, неровный и освещенный изнутри.
— Ведь кое-кто любит пастора, совсем как ребенок, — говорит Кэби. — Кое-кто, кого ты презираешь, но кто на самом деле хочет всего лишь
Послесловие
Несмотря на то что «Режиссер» — это роман и в первую очередь плод моего воображения (безо всяких притязаний на правдоподобие, не считая эстетических), я испытываю большое желание перечислить важнейшие источники и выразить благодарность тем, кто помогал мне в работе.
Помимо обширного документального и художественного материала, опубликованного самим Ингмаром Бергманом, я внимательно изучал письма и дневники его матери Карин, краткое жизнеописание его отца Эрика, автобиографическое сочинение его жены Кэби Ларетеи, а также воспоминания других членов семьи Бергмана.
Кроме того, мне хотелось бы назвать Маарет Коскинен, Лейфа Церна и Биргит Линтон-Мальмфорс; что касается длинной главы о работе над фильмом «Причастие», то важнейшим источником для меня стал дневник Вильгота Шёмана с записями о съемках фильма. Наверное, поэтому я решил отблагодарить Вильгота как-то особенно, позволив ему оказаться в кровати Ингмара в виде садового гнома.