Но меня трясли всё сильнее, а голос понемногу превращаться в человеческий. А ещё чуть позже, я услышал знакомую киппонскую тарабарщину:
– Эй! Хорош валяться! Вставай, солдат, проспишь всю службу! Эй! Хорош ломать комедию! Я вкачал в тебя столько дури, что сейчас ты должен бегать, как сумасшедший! Тем более что, побегать нам придётся. Ну! Я знаю, что ты меня слышишь! Подъём!
– Я…
– О! Другое дело. Теперь глаза открыть!
– Зачем? Я хочу спать.
– Ты дурак, - поучительно сказал голос. – Сейчас мы в безопасности, но это ненадолго. Так что, вставай. Скоро придут муравьи, и тогда нам не скрыться.
– Кто придёт? Муравьи? Это такие букашки?
– Бука-ашки, да! В гробу я видел таких букашек! Долбанные санитары леса! Ну, ты думаешь открывать глаза или нет!
– Вот, думаю, открывать или нет…
– Ты ещё и шутишь, гад. – Он слегка пнул меня; скорее всего, ногой. – Ну, конечно! С твоей-то защитой можно и пошутить! Вот интересно мне, откуда такой доспех у тебя? А? Я таких и не видел никогда. Чей он? Чьё производство? Наше или…
– Или. – Я сказал твёрдо и не колеблясь, тем более что уже понял, кто со мной разговаривает. Помню, что окрестил его Трубачом. Для него «наше», значит киппонское, а киппонское производство всегда оставляло желать лучшего; он-то сказал, что защита первоклассная. Поэтому я сказал правду, пусть думает, что хочет. И делает, что хочет. Мне сейчас наплевать абсолютно на всё.
– Ну? Так чьё же? - не унимался он.
– Алайа.
– Алайа! Ёж твою роту! Алайа! Так эта защита бешеных денег стоит!
– Конечно стоит. А как ты думал.
– Так ты из… Постой. А ну назови мне своё имя.
– Вирослан, - не задумываясь ответил я. Буду я ещё признаваться, что я граф валл Юлас, тем более в моём отдохнувшем и очистившемся разуме вдруг вспыхнула потрясающая легенда; надеюсь, он в неё поверит. Есть, конечно, в ней один изъян, но идея настолько понравилась мне, что менять её уже не хотелось. Я надеялся, события, произошедшие на Киппе, не в полной мере дошли до ушей здешних солдат. – Вирослан Кирпе, - продолжил я. – Вижу тебя насквозь: ты очень хочешь узнать, кто я такой, что здесь делаю и куда лечу… то есть, летел. Так ведь?
– Ещё бы! Ты что, ясновидящий?
– Есть немного.
– Так ты с Непа!
– С… откуда?
– Неп! Планета такая. На Непе все ясновидящие. Там раса такая. Ты неппон… то есть, неппянин… или, как вас там называют?
– Ты знаешь, никогда не слышал про планету Неп.
– Но ты же говоришь, что ты ясновидящий, телепат, хренопат, психопат… кто ты там ещё! И открой, наконец, глаза, когда с тобой разговаривают!
Ладно. Открою. Уважу.
Открыл. Тяжело мне это далось, но всё-таки получилось. Передо мной сидел тот самый Трубач. Но теперь его шлем был деактивирован и сложен за головой. Лоб был в крови. На опухшей щеке благоухал и переливался всеми красками добротный кровоподтёк. Левый глаз заплыл. Обмундирование – те самые погремушки, которыми он раньше был обвешан – куда-то исчезли. Он словно бы похудел, стал поменьше, и двигался свободнее. И да: трубы на голове не было!
Я лежал на камнях, но мой скафандр не давал понять, холодные камни или горячие. Мне было тепло, даже комфортно. Вокруг – неясная мгла, но сквозь неё прорисовывались очертания природы. Природы этой планеты.
Возле моей головы возвышалась скала, а если посмотреть вдаль, то был виден ландшафт. Но он какой-то смазанный, плывущий и слегка непонятный. По-моему, я догадался, что всё это значит: солдатик активировал маскировку – это такой купол, и где-то рядом должен лежать маленький генератор, что транслирует его в пространство; алайская технология, достаточно старая, но действенная; в армии мы использовали такие штуки на учениях. Купол делает невидимым то, что находится внутри него. Сейчас мы сидим внутри и можем видеть размытое изображение того, что происходит снаружи; те, кто снаружи нас видеть не могут.
А снаружи – жёлтая, выжженная каменная пустыня, покрытая серой; и только где-то вдалеке виднелись силуэты летательных аппаратов. Я понял: трубач затащил меня на какую-то возвышенность и спрятал возле скалы.
Так… теперь «муравьи». Интересно, что это такое? Никогда не слышал. Но, очевидно, ничего хорошего, раз он их так боится.
Но то, что он сидит и пока не рыпается говорит о том, что возможность отдохнуть у нас всё-таки есть. Уже хорошо. Хоть немного приду в себя.
Некоторое время он меня сверлил глазами. Потом явно стал терять терпение. Надо чем-то занять его, чтобы дать себе немного перевести дух. Разговор – отличное решение; за одно попытаюсь разузнать обстановку.