Рэймонд только что закончил школу и поступил в академию полиции. Он тогда еще учился на вечернем в университете на курсе по информационным технологиями. Для него, Джеки и малыша Стюарта я был "дядя Джок". Это было очень неловко. Аврил и я пытались держать себя в руках, но ничего не получилось. Наш роман возобновился и продолжался много лет. Стюарт вырос, Рэймонда повысили, а Джеки сделала успешную карьеру юриста. Джон Леннокс, черт бы его побрал, все никак не умирал. Так оно все и тянулось. Мое увлечение этой семьей отнимало все силы. Я отдалился от собственной дочери.
Прошло почти тридцать лет, когда у Джона, наконец, случился третий сердечный приступ, и он умер. Я почувствовал облегчение, но в то же время и тревогу. Мы так привыкли к обману, моя Аврил и я – и, наверное, Джон тоже, упорно не подававший виду, – что это стало частью нашей жизни.
А теперь это больше было не нужно. Возможно, я как-то себя выдал, или, может, Джон Леннокс рассказал обо всем своему сыну. Как бы то ни было, Рэймонд был детективом, и довольно приличным: он раскрыл несколько громких дел, сажая сексуальных маньяков. Я думал о том, что, возможно, сам невольно толкнул его на этот путь. Короче говоря, он все узнал и на похоронах набросился на нас. Орал на нас при всех, а потом уехал.
Аврил была очень расстроена. Мой сын меня ненавидит, говорила она. Из-за чего?
И-за того, что произошло в том туннеле, корова ты тупая.
Бедняга Ленни, я же не знал. Никто не знал.
И свет гаснет
Рэй Леннокс, сжимая руку Кармел Деверо, слушал последнюю часть признаний Джока Аллардайса с непереносимой болью и в мучительном замешательстве. В течение сорока лет он считал, что его мучители просто воспользовались подвернувшейся возможностью: кучка безродных, полунищих уголовников, к его несчастью оказавшихся в том туннеле. Но их присутствие в том темном подземелье было не случайным. Все эти годы, работая в отделе тяжких, он охотился за серийными убийцами и сексуальными маньякам, время от времени арестовывал банды педофилов в Британии и даже однажды во Флориде, не подозревая, что сам стал жертвой одной из них. И все это случилось из-за импотенции его отца, блуда матери и ужасной трагедии, в которую Джок Аллардайс попал в море, после чего он стал жертвой мерзкого преступника.
Теперь Леннокс чувствует, что очень медленно постигает историю своей собственной жизни. Кажется странно логичным, что главные роли в ней играют малознакомые ему люди. Так оно всегда и было. Он смотрит на Кармел, думает о прошлых возлюбленных и чувствует себя так, словно втянул их всех в свою беду.
Почему ты не мог жить так, как Лес? Да, сначала сорваться, но потом оставить все позади и жить дальше? Все женщины, которых ты любил – Пенни, Катриона, Труди и так далее – задавали тебе один и тот же вопрос. А ты никогда не мог на него ответить. Поэтому они уходили. И Кармел уйдет. Они все будут уходить, пока ты не сможешь разобраться в этой истории и двигаться дальше.
Джордж. Та их встреча в Хэрроугейте, "Ну, разумеется". Вся эта постановка моей жизни. Но не может же быть, чтобы это он все подстроил! Я не знаю, но так или иначе все выясню. Он пишет длинное сообщение, прося друга об услуге. Чувствует, что Кармел пожирает его глазами, изнывая от нетерпения узнать, что он делает. Уклончиво говорит:
– Ты меня спасла, и спасибо тебе за это, но ты отомстила Кардингуорту, а это должен был сделать я.
– Но он же не был твоим настоящим врагом, заявляет Кармел, когда Леннокс отправляет свое послание. – Эти Даррен и Бим, о которых почти ничего не знал, причинили тебе намного больше страданий.
Удар, который, как ему казалось, чуть не сломал его челюсть, был нанесен, когда он закрыл глаза, но он уже до этого достаточно увидел. Как он могли эти нападавшие так стереться из его памяти? А разве могло быть иначе? Как мог он сопротивляться желанию ослабить остроту этих воспоминаний, смягчить их зловещие образы, пока появление Кардингуорта не поставило его на первый план в сознании Рэя Леннокса? Его образ как главного злодея казался таким реальным, но исповедь Эллардайса подтвердила утверждение Кардингуорта о его (относительно) второстепенной роли. И все же в воспаленном воображении Леннокса брайтонский бизнесмен стал громоотводом, несущим боль, которую на самом деле причинили его намного более жестокие сообщники.
Кармел собирается продолжать, но осекается, услышав лязгающий звук. Лифт снова поднимается к ним. Они смотрят друг на друга, и имя "Ноулз" застывает у них на губах. Леннокс хватает разбитый бокал из-под вина. Делает знак Кармел, которая достает из заднего кармана свой зазубренный нож.