– Монти?
– Монтевидео.
– В Уругвае?
– Ну да! Монти!
Ну и фигня... Я выключаю старый кассетный магнитофон. Эти две долбаных кассеты "С45", таких я не видел уже сто лет, это, блин, целых полтора часа надо слушать этого старикана и эту чертову дуру, которая пытается его перебивать. Без меня, спасибо! Что это вообще за фигня и зачем она заставляет меня ее слушать? Ты поймешь, сказала она. Для нее, судя по всему, это было важно. Я ее спросил, почему эта лажа была записана на таких старых кассетах. По-видимому, это и держит их в этой группе - артефакт аналоговой эры, как она сказала. Ну, меня она точно не будет нигде удерживать.
Ну, ладно, хорошо, работа в этом медицинском центре помогла ей разобраться в себе. Мы уж точно не будем снова повторять всю эту тупость. К тому же, она уже слишком взрослая для этого. Что касается самой записи, то она ни фига не приводит в восторг: какой-то старый хрыч рассказывает психотерапевту, как он служил на торговом флоте. Они считают, что, если старые ублюдки кому-то будут рассказывать про это дерьмо, то они не сойдут с ума. Реминисцентная, или как там ее, терапия. Когда я был пацаном, мне и так приходилось каждый чертов день выслушивать такую же лажу от моего старика, который постоянно говорил, как все когда-то было лучше, и каким избалованным я был, и как мне повезло, что я вообще живу. Как его отец каждый день его ремнем лупил, а мне он, видите ли, только изредка пинка давал. Ага, спасибо, блин, большое.
Короче, задолбало это все. Потом ей скажу. Есть и попроще способы развлечься. Эта бутылка вискаря сама себя не выпьет!
Мой заботливый брат
Леннокс отправляется обратно на юг дневным рейсом в воскресенье, терзаемый приступами черной депрессии и мучительной тревоги. У него так не и было возможности заглянуть в сундук в комнате матери, где хранился тот его рисунок, изображающий троих мужчин у входа в туннель. Ему было одиннадцать лет, когда он выполнил его на уроке рисования. Учительница, мисс Гамильтон, похвалила его, хотя и была озадачена черным солнцем, которое попросила его объяснить. Он лишь пожал плечами и промолчал. Тогда он был так же склонен к сотрудничеству, как Элли Нотман сейчас.
Еще больше его расстраивало то, что он позволил Джеки посадить Стюарта на самолет вместе с ним. Его брат заявил, что у него есть шанс пройти прослушивание в театральной труппе, и даже не в Лондоне, а в самом Брайтоне. Это, скорее всего, было враньем, но Леннокс решил, что присутствие брата поможет ему выиграть немного времени и избежать пока разговоров с Кармел об оргии.
На самом деле, это же не первый раз, когда мы с Мэтом развлекаемся, а, Мэт? Хотя тогда я, само собой, согласия не давал, да и не мог дать в силу возраста. Ты же помнишь тот случай в туннеле, да, Мэт, дружище?
Стюарт, развалившийся на сиденье рядом с ним, отвлекает его от размышлений, протягивая небольшой сверток, аккуратно завернутый в подарочную бумагу.
– Это тебе. А это мне, – и он машет точно таким же свертком. – Они не были уверены, вернемся ли мы к Рождеству.
Леннокс разворачивает свой подарок, стеклянный шар в цветах ФК "Хартс". На нем изображен северный олень в бордовую полоску на фоне трибуны с табличкой в стиле заставки "Тома и Джерри", гласящей "ТАЙНКАСЛ ПАРК". Как полагается получившему столь оригинальный подарок, он сразу его встряхивает.
– Ну, раз ты уже открыл свой, – говорит Стюарт со слегка смущенным видом и разворачивает точно такой же шар, но в бело-зеленых тонах "Хибс" и вывеской "СТАДИОН ИСТЕР РОУД".
– О, как же мило, – отзывается Стюарт. Его брат, вопреки семейной традиции, стал поддерживать "Хибс", а не "Хартс". Это была одна из форм протеста, на котором он специализировался.
Повисает долгое молчание.
Братья жаждут чего-нибудь выпить, нервно пытаясь скрыть это друг от друга. Стюарт своими толстыми пальцами постоянно барабанит по подлокотнику, что раздражает Леннокса, который жалеет о том, что у него так и не нашлось времени поговорить со своим старым приятелем Лесом Броуди. Лес ненавидел разговоры о туннеле, но это было до того, как появился Кардингуорт.
Хотя Леннокс места себе не находит, он с облегчением понимает, что Стюарт слишком поглощен своими собственными трудностями, чтобы заметить его тревогу.
– Я вот думаю, почему я выбрал такую жизнь, Рэйми, жизнь актера, со всей ее бессмыслицей и постоянными отказами, – Он закатывает глаза, а веки дрожат. – Но ведь не ты ее выбираешь, это сказки: она тебя выбирает, – и он внезапно поворачивается к Ленноксу. – Конечно, тебе нравится цепляться за иллюзию, что ты как-то контролируешь ситуацию, но что такое контроль, а, Рэй? – спрашивает его брат, не ожидая ответа. – Контроль сам по себе иллюзия, но я сейчас даже не об этом говорю, – Стюарт пренебрежительно машет рукой. – Хотя говорят, что в сорок лет ты в полной заднице, они просто не знают, как тебя использовать, но в пятьдесят ты снова будешь востребован и сможешь наверстать упущенное. Хотя не знаю, может, это и не правда, а лишь выдумки представителей нашей профессии, которые повторяют себе эту чушь просто для того, чтобы было зачем вставать по утрам с постели…