В итоге вернули они нам его целым и здоровым. А с его рассказа мы чуть ли не катались со смеху. И хоть допрос Семена прошел не только забавно, но еще и продуктивно для нас, оставшимся идти туда становилось все страшнее. Если Семена уже пытались раздавить гипсокартоновыми стенами, то что им помешает завтра сделать стены, к примеру, из металла? А наших осталось всего двое — Ульяна и Кирилл. Наверное потому, что по нашим словам их способности еще не проявились. Может, ждали до последнего в надежде, что те раскроются, а может просто придумывали особо изощренные пытки.
Ульяну забрали следующей. Когда ее к нам вернули, на ней лица не было. Нет, было, конечно. Но белой она была как снег, даже несмотря на всю нашу монохромность. Она молча доковыляла до матраса в углу и только присела, как ее начало рвать… ватой. Или, точнее, синтетическим наполнителем. Таким, какой пихают в одеяла, зимние куртки и детские игрушки. Объем ее содержимого желудка нас изрядно удивил.
Когда ей полегчало, цвет лица вернулся в норму, а в углу образовалась кучка мокрого синтепона, она рассказала нам о своем «приключении» на допросе.
По началу все шло хорошо: картинки, стандартные вопросы. Даже расспросили про ее старое увлечение эзотерикой и оккультизмом. А потом принесли ей два ведра ваты, пару бутылок жидкости с привкусом марганцовки и заставили жрать под угрозой расстрела. Сомневаться в решительности вояк не приходилось. И несмотря на все ее аргументы, что данная субстанция не съедобна, они были настойчивы. Для пущей убедительности выпустили пару пуль ей по ногам. Благо — мимо. Когда она с огромным трудом затолкала в себя последний кусок синтетического наполнителя, скрутили, связали и засунули в томограф, настойчиво рекомендуя не двигаться.
Наше положение вызывало все больше опасений. Ситуация становилась хуже с каждым днем. Нам нужно было что-то делать.
Кирилла забрали последним. Провожали мы его как на войну. Да и сам бизнесмен растерял все хладнокровие и уверенность. Может, дело было в плохом предчувствии, а может, просто логика подсказывала, что наши тюремщики уже совсем растеряли человечность и сострадание. А нас они за людей явно не считали. Интересно, а на разумных нелюдей Конституция РФ распространяется? Ведь то, что они с нами вытворяли, определенно было не по закону.
Кирилла забрали утром. Не знаю, по ощущениям часов в девять. Время шло, а он все не возвращался.
Мы начинали ощущать себя как крысы на тонущем корабле. Хотелось бежать и не оглядываться. Макс метался по камере и начинал психовать, Семен тоже ходил из угла в угол, не в силах найти себе место. Нас накрывало предчувствием, очень плохим. Будто мы сидим на бомбе, и когда она рванет — только вопрос времени. На улице уже темнело, а Кирилл все не возвращался.
А потом случилось нечто. В какой-то момент сердце замерло и сжалось до боли в груди. Так, как будто только что сказали, что близкий человек умер или дом сгорел. На глазах выступили слезы. И я была не одна, кто это почувствовал. В тот момент все застыли на местах. Мы все прочувствовали это каждой клеткой своего тела. Следом пришло ощущение, будто от меня оторвали кусок, ногу или руку, и осталась только фантомная боль. Хотелось упасть на колени и зарыдать. Но раньше меня это сделала Ульяна. Она рухнула на пол и, уставившись на свои ладони, пропищала:
— Я его больше не чувствую! Он был, а теперь пропал. Просто пропал!
Нам не надо было объяснять, о ком она говорит. Мы все поняли, что с Кириллом что-то случилось. И это стало последней каплей.
Макс сорвался. Швырнул матрас в стену. Затем на секунду замер, о чем-то задумавшись, схватил остальные матрасы и покидал их в стопку под окном. Мы все просто смотрели, не понимая, что он делает. До тех пор, пока тот не взобрался на них.
— Твари! Волки позорные! Гребанные вертухаи совсем рамсы попутали! С меня хватит!
И только студент успел крикнуть: "Не трогай! Она под напряжением!", как Макс уже мертвой хваткой вцепился обеими руками к решетку. И теперь он бился в адских судорогах. А свет за окном заморгал уже не от неисправности фонаря. Семен и Ульяна без раздумий бросились к уголовнику, с целью оттащить его от решетки. Никита снова заорал:
— Нет! Вас же тоже шарахнет!
Но к моменту, как он закончил фразу, толстяк и ведьма уже тащили Макса за ноги, пытаясь оторвать его от решетки. Уголовник все еще бился в судорогах, вцепившись в железные прутья мертвой хваткой. Фонари замигали сильнее. Валя в истерике забилась в угол, студент, кажется, растерялся и не мог понять, почему же Улю с Семой не шарашит током, а я тоже бросилась на помощь. Взобравшись по матрасам, сама попыталась оторвать руки Макса от решетки. Но ничего не удалось. Его пальцы, видимо, свело от напряжения, и разжать их было нереально. Свет снова моргнул. Я с криком отчаяния махнула рукой на решетку, и та послушно разлетелась на молекулы, растворившись в воздухе. В то же мгновенье фонари на улице окончательно погасли. Макс рухнул на пол с высоты четырех матрасов. Его все еще потряхивало, но он был в сознании.