Я пялилась в зеркало, недоверчиво тыкая в щеку пальцем. Мне все еще не верилось, что то, что я вижу настоящее. Что теперь я выгляжу так, что это мое лицо. Но из этих размышлений резко и неожиданно меня выдернул женский крик. Девчонка, та самая, которую я видела на пустыре, с огромным родимым пятном на пол лица, тоже очнулась. Я не сразу узнала ее. Ведь вместо волнистых, похожих на одуванчик, рыжих волос на ее голове были теперь прямые и полностью белые. Она видимо сорвала с лица маску-компресс сразу, как очнулась. И теперь дрожащими руками прикасалась к облезающей вздувшейся коже на лице и истерически орала. Я и не догадывалась, что человек может так долго и громко орать одно сплошное нескончаемое «а-а-а». Я подлетела к ней, пытаясь успокоить.
— Не бойся! Не кричи! Все хорошо! Успокойся, на месте твое лицо. Наверное, даже лучше стало…
Но девчонка не успокаивалась и продолжала кричать. Она меня будто бы и не видела. Или не хотела видеть. Судя по всему, я была не достаточно убедительной. И тогда я уселась прямо перед ней, заставив посмотреть на себя и, выдав «смотри», стянула «перчатку» из отмершей кожи с другой руки.
Девчонка тут же заткнулась. На ней будто переключили режим. Она посмотрела на мою кожу, теперь валяющуюся на полу, затем на свои руки. Я только сейчас заметила, что такие же яркие темно-фиолетовые родимые пятна покрывали и ее руки. И с каким восторгом она сняла их вместе со старой кожей. Затем, не долго думая, оторвала слезающий слой и с физиономии, а потом бросилась к зеркалу, сжав в ладони старое лицо и так и не сказав не слова. Из той нелепой уродины, которой я ее запомнила при первой встрече, она превратилась в настоящую красавицу. Я и не подумала бы, что человек может настолько измениться. Хотя и что человек может полинять как змея, я тоже подумать не могла.
А потом очнулся жирный. Простите, не жирный, а полный. Но в этом очкарике было килограмм сто пятьдесят, не меньше. А я привыкла называть вещи своими именами. И вот его пробуждение было, пожалуй, самым эффектным.
Стоило ему сесть, как огромные шмотки кожи вместе с жиром поползли вниз, и плюхнулись на пол, разлетевшись по кафельному полу палаты, словно лед, сброшенный с крыши. Я аж запрыгнула на кровать, опасаясь быть забрызганной его телесными жидкостями, которые теперь растекались в стороны от его кровати. Сказать, что зрелище было мерзким — ничего не сказать. Да еще и отвратительная вонь быстро заполнила все помещение. Он был единственным не в больничной сорочке. Видимо врачи не нашли подходящего размера. Но сейчас на кровати сидел уже не жирдяй в очках, а вполне себе обаятельный, стройный, красивый парень с черно-белыми прямыми волосами до плеч, с эффектно блестящими рельефными мышцами, из-за того, что его тело было перемазано его же собственным жиром, который только что оказался на полу. Парень сидел и в недоумении разглядывая свои новые крепкие жилистые руки. А я тоже пялилась на него, не в силах принять такую метаморфозу.
— Что за херня тут творится? И что вы за дятлы?
Засмотревшись на невероятное зрелище в виде мгновенно худеющего толстяка, мы и не заметили, как очнулся еще один. Тот чел в татухах, которого я ласково прозвала уголовником. Уж больно рожа у него была бандитской. Как оказалось, предыдущая рожа вполне соответствовала повадкам. Он смачно харкнул себе в ладонь, выплюнув три зуба. А после посмотрел на меня. Я, ведомая непонятным чувством долга, подошла, осторожно перешагнув куски толстяка, и присела к уголовнику на кровать.
— Вы че за клоуны? Это че, типа розыгрыш, прикол какой-то? Страх потеряли что-ли? Я же вас всех урою за такие выходки.
— Не, чувак, это не прикол. В нас молния шарахнула. И ты, кстати, теперь тоже такой же… черно-белый. И кожа с тебя так же слезает. Видимо, еще и зубы обновились.
Парень сунул в рот пальцы, проверив, насколько крепко они держатся. Меня же смутил тот факт, что зубы его волнуют больше всего остального. Может потому, что те, которые он выплюнул, были золотыми. И хоть по моей оценке он был мне ровесником, передние зубы у него, видимо, были вставными. До этого дня. А теперь выросли новые — белые и идеально ровные.