— В сказках обычно спящую красавицу будят поцелуем — сказал Флай, — но я не уверен, что поцелуй Ди кого-то разбудит.
— Мне еще рано целоваться. Тем более с кем попало! — возмутилась Энджел. — Это двусмысленное поведение.
— Да ладно, мы с папой смотрели кино про двусмысленное поведение, потому что папа считал, что лучше я ему задам вопросы, чем другому кому, — прокомментировал Флай. — Короче, чтобы было двусмысленное, на тебе должны быть черные чулки в сеточку и каблуки, иначе не работает.
— Так я вам и разрешил трогать моего папу! — еще больше возмутился Дугал. — И он не кто попало!
А чемодан подпрыгнул и зарычал. Но почему-то на меня. Наверно, он показывал, что я должен принять решение. Я принял:
— Давайте пока оставим его здесь спать и посмотрим, что там на холме? Вы видите, герцога охраняет надежный друг, мало ли что чемодан. Кстати, на чемодане герб Горманстонов. Что там написано?
— Все то же “поднимайся к сиянию вершин”, — буркнул Дугал.
— Вот и пойдем. Это же ваш, горманстонский сон. Он должен быть по вашим правилам.
И тогда Дугал сказал чемодану “охраняй”, и мы пошли вперед по дороге. Правда, Дугал все время оглядывался. Но дракон так и не появился. Зато мы услышали голоса.
— Это все потому, что ты упрямая, как ослица. Все эти в тебя, — звучал дребезжащий старушечий голос.
— Может быть, скорее в тебя? Он мог бы просто уничтожить своих врагов. А вместо этого ходит в суд и переживает за деньги, отданные никчемным болтунам!
— Я вот в его годы…
— Уже заработал на виселицу трижды, но судья графства жил на твои деньги?
— Гуго! Ну что ты молчишь, скажи хоть что-нибудь, ты же старше всех!
— А что с вами говорить? Подайте пирог с беконом!
Ближе к вершине холма домики остались позади. Там росли несколько дубов, со стволами огромными, как морда грузовика. А на самой вершине стоял чайный стол. У моей мамы был почти такой. Красивый, на гнутых ножках, только этот казался дороже, и был во много раз больше. Еще бы — за ним на стульях и скамьях расселись множество людей, часть мы видели хорошо, а часть словно туманом скрывало. На них были старинные одежды, на одних совсем-совсем, как из времен короля Арктуса и его врага Морана Рогатого Короля, на других - что-то с ужасно пышными юбками и морем кружев, на третьих — как во времена, откуда папа забрал меня сюда. Все они что-то пили, ели, передавали друг другу, по воздуху между летал сам собой заварочный чайник и плескал им в чашки, а сидевший прямо напротив нас мрачный тип с лицом в духе “особо опасен” и в доспехах пил из кружки и обсасывал свои усы. Перед ним стоял целый пирог, нарезанный большими ломтями.
— Гляди-ка. Явился, — сообщил он, — никак помер, потомок?
Смотрел он при этом на Дугала. Правда, перевел взгляд на Энджел и подмигнул ей. Мне это как-то не понравилось. Мне он вообще не понравился.
— Не помер я, сэр Гуго, — огрызнулся Дугал. — Не надейтесь.
— Ты его знаешь? — осторожно задал я глупый вопрос.
— Конечно. Это сэр Гуго Безумный. Он у нас на стене в большом зале висел. Ну, в смысле, портрет.
Если бы у меня дома висел такой портрет, я бы во сне орал, честное слово.
— Ха! — сказал Гуго Безумный. — Помнят! Стоило обещать сшить плащ из кожи врагов — и вот как запомнили!
Он смерил меня взглядом:
— Вот тварь подхолмовая, а? Выполз и за человека себя выдает.
Точно псих. У меня, конечно, рубашка, как у ши, но тут претензии к дурацкому сну, а не ко мне.
— А это твои вассалы, юный потомок? — спросила старушка с уложенными в трехэтажную прическу седыми волосами и огромным рубиновым ожерельем на шее. Лицо у нее тоже было недоброе.
— Друзья, — мрачно ответил Дугал.
— У кого-то из Горманстонов, кроме меня, появились друзья. Что ж, этот мальчик заслуживает восхищения, — усмехнулась, подзывая указательным пальцем летящий над столом чайник, сказала женщина в неброском зеленом платье с гербом инквизиции на груди. Я ее где-то видел, но вспомнить не мог.
— Восхищения? Нашего потомка признали безумным и отказались испытывать перед университетом! — возмутился напыщенный человек в расшитом камзоле. — Я уже в его возрасте пятерых врагов убил, а одного…
— Все вы измельчали, как рыба в старом пруду! — гаркнул тот, кого называли Гуго, и снова принялся уничтожать пирог. — Было б чем гордиться — пять жалких врагов. Вражишек!