Его доставили к роскошной двери резного розового дерева и, после недолгого ожидания, препроводили в кабинет. Грозный сановник оказался невысоким, тощим и жилистым человеком лет пятидесяти с рыжими патлами и длинным носом, украшавшим крысиную физиономию. Он восседал за столом необозримых размеров, уставившись на клочок желтоватого пергамента. Блейд припомнил советы целителя — казначей был весьма неглуп, крайне жесток и любил, чтобы с ним говорили почтительно и витиевато.
Бар Савалт кивнул на кресло у стены. Блейд, однако, остался недвижим, и брови хозяина кабинета удивленно приподнялись.
— Ну, молодой Ригон, ощутил тяжесть императорской руки? — голос у него оказался неожиданно гулким. Блейд молча кивнул. — Так, ощутил, вижу… Но велел я тебе сесть, а ты — стоишь… Из гордости или из смирения?
— Из смирения, достопочтенный… — Блейд покорно склонил голову, соображая, сколько ребер Стражу спокойствия он мог бы переломать с одного удара. Получалось, что не меньше трех — кулаки у Рахи были здоровые.
Словно догадавшись об этих подсчетах, бар Савалт подозрительно уставился на него и вдруг рявкнул:
— А ну, садись!
Блейд сел, куда было ведено. Кресло оказалось старым, низким и продавленным; колени сидящего торчали чуть ли не на уровне груди. Из такого быстро не выскочишь… Несомненно, Страж спокойствия являлся профессионалом, хорошо понимавшим, когда не помешают кое-какие меры предосторожности.
Бар Савалт свернул пергамент, встал и, поигрывая желтоватым свитком, начал расхаживать по кабинету. Он молчал, только время от времени, резко поворачиваясь у стены, косился на гостя темными зрачками. «Допрос в три стадии, — с беспристрастностью специалиста отметил Блейд. — Сперва — создать гнетущую атмосферу, затем — приступить к запугиванию… и, наконец, осчастливить щедрыми посулами».
Действуя в полном соответствии с этой методикой, Страж спокойствия начал зловещим голосом:
— Итак, Аррах бар Ригон, ты полон смирения. Это хорошо, очень хорошо. Может, вспомнил что-нибудь? Нет? Ну, ладно… Империя велика, и молодые крепкие ратники нужны везде, особенно на границе с Ксамом. — Он с минуту помолчал, вышагивая от стены к стене. — Или, к примеру, новый южный поход… Немногие из него вернутся! Но империя не платит денег зря ни своим солдатам, ни варварам. Если империи нужен путь на Юг, то она найдет его — так или иначе… И не уступит безбожным ксамитам! Хотя указавший короткую дорогу был бы взыскан милостями… весьма достойно взыскан, могу сказать.
Блейда так и подмывало расспросить щедрейшего и милосердного о таинственной дороге на Юг и о том, какое отношение ко всей этой истории имел покойный Асруд. В просторечии «отправиться на Юг» означало просто отдать концы; в южных пределах, за неведомыми степями, лесами и Великим Болотом, находилось, согласно имперской мифологии, загробное царство бога света Айдена. Но иногда эти же слова употреблялись в каком-то ином смысле, пока для него неуловимом. Десятки вопросов готовы были сорваться с его губ, но странник понимал, что выказывать свою неосведомленность слишком опасно. По крайней мере, следовало вначале подвести высокого собеседника к разумной гипотезе о причинах такой неосведомленности.
— И если сын пэра империи бар Ригона ничего не может вспомнить про южные пути, — продолжал жужжать голос казначея, — то придется ратнику Рахи идти в поход и искать дорогу — в пыли, в жаре, в гнилом воздухе болот… Ну как, память не стала лучше?
— Хочу сообщить милосердному, — ровным голосом начал Блейд, — что на садре случилось мне встретиться с алархом Ратом из пятой орды Береговой Охраны… да будет щедр к нему Айден в своих загробных чертогах! Но до той поры, как Рат навсегда отправился на Юг — по дороге, которую все мы пройдем рано или поздно, — он чуть не спровадил в те края одного бедного октарха. У того октарха в голове и раньше-то было немного, а после кулаков Рата память совсем отшибло. Но целитель бар Занкор сделал, что мог… и потом не раз удостаивал мудрыми беседами… Под конец же сказал: «Рахи, молись за душу аларха Рата, ибо его кулак вправил тебе мозги и научил смирению…» Я и молюсь каждый вечер… Только вот не все помню, что прежде было…
Блейд в раскаянии поник головой, бар Савалт же, слушая ею витиеватые речи с явным наслаждением, довольно кивал, отбивая такт пергаментным свитком. Когда был упомянут целитель бар Занкор, кивки стали особенно энергичными, и Блейд понял: либо Страж спокойствия числит лекаря по своему ведомству, либо расположен к нему по иным причинам.
— Что ж, бывает и так… Люди теряют память, а потом она к ним возвращается… — согласился казначей. — О той драке и ее последствиях я наслышан и рад, что ты все рассказал чистосердечно. Бар Занкор подтвердил… а он — целитель мудрый и достойный доверия. Однако задачи нашей это не решает, скорее наоборот. Так что судьба тебе, воин, идти в южный поход под рукой стратега бар Нурата. И пойдешь ты с отрядом варваров, привезенных с севера, — тем более, что вождь их о том просил еще в Каире, и вы с ним вроде бы родичи… А я полагаю, — тут Страж спокойствия вперил в Блейда немигающий взгляд, — что родич за родичем лучше присмотрит. Не он за тобой, конечно, а ты — за ним…
Блейд всей физиономией изобразил, что рад стараться, и казначей довольно хмыкнул. Потом еще раз оглядел распростертую в кресле фигуру и сказал:
— Для имперской чести убыток, если к варварам пошлют простого десятника… пойдешь с ними алархом! С бар Нуратом я договорюсь. Конечно, не прежний твой чин в столичной гвардии, но все же… Войско выступит через месяц, — пять земных недель, отметил про себя Блейд, — приглядывай это время за хайритами… И запомни — если будет тебе что сказать насчет южных путей, все может перемениться… Милость императора безгранична, как, кстати, и земли бар Ригонов, которые по глупости потерял твой отец… Иди!
У порога Блейд обернулся и чуть кашлянул. Бар Савалт, уже сидевший за своим огромным столом, поднял голову.
— Ну, что еще?
— Прости мой дерзкий вопрос, — Блейд был само смирение, — не тяготят ли тебя многотрудные и одновременные обязанности казначея, судьи и Стража спокойствия? Как ты справляешься со всеми делами, щедрейший?
Бар Савалт гулко расхохотался.
— Этот Рат воистину вправил тебе мозги! Насколько мне известно от моих людей, — Страж спокойствия неопределенно повел глазами куда-то в сторону, — Рахи, сын старого Асруда, раньше не задавал умных вопросов! Его больше интересовали цены на женщин в кабаках Торговых рядов… — внезапно казначей стал серьезным и произнес: — Что ж, я тебе отвечу, аларх… И если у тебя хватит ума, чтобы меня понять, ты в алархах не задержишься. Так вот, — он задумчиво потер длинный нос, — власть над людьми дают деньги, законы и кнут. Их надо держать в одной руке, — бар Савалт продемонстрировал свой небольшой жилистый кулак. — Но обязанности мои, как ты заметил, многотрудны, и я не успеваю то здесь, то там… Значит, император всегда найдет на мне вину, когда пожелает. То ли я налогов не добрал, то ли спорщиков плохо рассудил, то ли воров не сыскал… И потому, хоть деньги, законы и кнут в моей руке, но императорская рука — на моем горле… Понял, аларх?
В тот вечер Блейд добрался в свое родовое гнездо только после захода солнца. Уставший — не столько от физических усилий, сколько от нервного напряжения, — он бросил мимолетный взгляд на фасад из красноватого гранита, на сторожевые башенки, возвышавшиеся над округлой аркой ворот, на освещенные окна главного зала на втором этаже. Всадников поджидал Чос; он стоял у ворот вместе с представительного вида пожилым мужчиной и двумя дюжими стражниками. Когда Блейд спрыгнул с седла, его напарник вскарабкался Тарну на спину и попел хайритскую десятку и казарму на заднем дворе. Пожилой, оказавшийся серестером — управляющим замка, — с поклонами и пожеланиями здоровья повел молодого хозяина наверх. Блейд смутно помнил, что звать его не то Клем, не то Клам.