Добравшись до пристани в Цезарее, также превращенной султаном в развалины, войско стало на привал. Далее берег превратился в вереницу болот, и армии пришлось пойти по холмам, окаймлявшим долину Сарона. При этом к югу от Цезареи, у потока, именовавшегося тогда «Мертвой рекой», а сегодня — Нахр-Хедера, не обошлось без новой стычки, и довольно серьезной, поскольку сам Ричард, поспешивший на помощь храмовникам, получил легкое ранение. Тяжело переносимый зной замедлял передвижение, тем более что бойцам нельзя было снимать свои войлочные «корсеты» (нечто вроде нынешних жилетов у фехтовальщиков) и кольчуги, так как налеты турок не прекращались. Еще два дня необходимого отдыха прошли на берегу «Соленого потока» — реки Нахр-Искандеруна.
Следующий этап пути проходил через лес к северу от Арзуфа. Что это за место и как оно называется теперь, в точности не установлено. Опасность была велика: в эти первые дни сентября стоял «весьма великий зной», и лес мог превратиться в один огромный костер. Налицо были и иные условия, напоминавшие о катастрофе у Хаттина: достаточно было даже небольшого огня и подходящего ветра — и сарацины принудили бы франков к безоговорочной капитуляции.
Однако лес удалось преодолеть без осложнений. Войско прибыло к «Потоку граненых камней», то есть реке Нахр-Фалик. Один из английских летописцев сообщает о препятствии, которое ожидало короля в этом месте: войско Саладина загородило дорогу. «Король Англии, видя, что сам он и его войско могут умереть от жажды в эту ночь и еще и скот погибнет, поскольку их отрезали от доступа к воде, и видя также, что если они двинутся назад, то язычники попытаются их окружить и нечего будет противопоставить в ответ, поделил тотчас свое войско на отдельные отряды, призывая их сражаться храбро против врагов веры Христовой, и повелел мощно ударить по народу языческому». Ричард прежде всего попытался возобновить сношения с Саладином, и тот ухватился с готовностью за случай вступить в переговоры, которые позволили бы ему дождаться турецких подкреплений. Встреча с Маликом эль-Адилем, братом султана, состоялась 5 сентября. Роль переводчика вновь взял на себя Онфруа де Торон. Ричард потребовал, чтобы ему было возвращено королевство Иерусалимское, но натолкнулся на решительный отказ. Очевидно, что массовая казнь пленников не слишком способствовала дипломатическим успехам… Надо было вступать в бой.
В войске, считай, смельчаки лишь остались, Готовые доблестью путь проложить, Чтобы паломничество свершить.Так описывает Амбруаз паузу, наступившую в военных действиях. И приказ о вступлении в бой был отдан. В передовом отряде оказались храмовники, за ними шли бретонцы и анжуйцы, затем Ги Лузиньянский со своими земляками из Пуату, после них нормандцы и англичане и, наконец, рыцари-госпитальеры, образовавшие арьергард. «Было условлено разместить перед боем в трех местах шестерых трубачей, чтобы те подавали сигнал в то время, когда надо было обращаться против турок: двое трубачей находились в войске, двоих оставляли в тылу, двоих — в самой середине». Бой начала турецкая конница:
«Более 30 тысяч турок кинулось во весь опор на войско, верхом на конях, стремительных, как буря, и поднимавших в воздух пылевые смерчи. Перед эмирами шли трубачи с трубами и несли барабаны и колокольцы, и барабанщики били изо всей силы в свои барабаны и подняли такой крик и такое гиканье: не слышно было бы и как Бог гремит, столь невыносимо громко грохотали барабаны… А вслед им шли негры, и сарацины, и берруйцы (то есть бедуины. — Р. П.), пехотинцы ловкие и находчивые, умело обращавшиеся со своими луками и легкими щитами… С моря и с суши они наседали на войско так упорно и с такой силой и горячностью, что сумели нанести ущерб великий, убивая прежде всего лошадей».
Не так уж много времени прошло с тех пор, как завязался бой, как к королю прискакал, пустив коня в галоп, магистр ордена госпитальеров брат Гарнье де Наплуз: «Государь, мы потеряли всех наших лошадей». — «Терпение, магистр, — отвечал король, — нельзя быть везде». В довершение всего одному из госпитальеров и одному из английских рыцарей не хватило того самого терпения, и, несмотря на увещевания Ричарда, они слишком рано кинулись в атаку. В этот горячечный день вновь замаячил призрак Хаттина. Но, как замечает Рене Груссе, король Англии «не был ни каким-нибудь Рено де Шатийоном, ни другим Ги де Лузиньяном». Оставив разработанный ранее план атаки, он приказал пехотинцам развернуться для удара, который он предпочел бы нанести чуть позже, сразу после сворачивания мусульманских сил, но который и так оказался действенным.