— Ловко выкрутился, — сказал я.
— Но, с другой стороны, — продолжал он, как будто не слыша меня, — разочаровавшись в сей чаровнице, вы, может быть, с большей охотой поможете нам вернуть то, что украдено ее мужем. Интересная ситуация с точки зрения психологии, не так ли?
— Да, — презрительно бросил я, — очень интересная. — Через несколько минут мы выйдем из гавани. Не будете ли вы так любезны взять руль, чтобы я мог поставить паруса?
— О чем речь, старик.
Началась мягкая качка: «Балерина» вошла в проход между дамбами, куда проникает волна из залива. Вглядевшись в темноту прямо по курсу, я увидел мигающий огонек на буе, установленном на выходе из гавани. Дул умеренный северо-восточный бриз. Интересно, зачем Баркли решил рассказывать все эти байки? Я ведь и так у него в руках, зачем же врать?
— Я нашел их сумку, ту, что она послала на яхту. Я оглянулся. Джорджа Барфилда не было видно, он говорил из каюты.
— Какая-нибудь карта там есть? — спросил Баркли.
— Нет.
Барфилд вышел на кокпит и уселся рядом с Баркли. В тусклом свете звезд я разглядел, что он что-то держит в руке.
— Там был саквояж с деньгами, примерно восемьдесят тысяч долларов. Но карты никакой не было.
— Что?! — вырвалось у меня против воли.
— Что это с нашим Дон Кихотом? — спросил Барфилд. — Орет как оглашенный.
— Боюсь, ты развеял одну из иллюзий Мэннинга, — проворковал Баркли. — Миссис Маколи сказала ему, что эти деньги в самолете.
— Ух ты! — сказал Барфилд. — Всякое я видел, но чтоб такое… Мужику уже за тридцать, а он все еще верит женщинам.
Я смотрел прямо перед собой, продолжая держать руль. Что еще я мог сделать? Мне было тошно.
— Заткнись, сукин сын, — сказал я. — Положи сумку на палубу и посвети на нее фонариком. Фонарик на скамейке с правого борта.
— Он у меня при себе.
Барфилд положил сумку у моих ног.
Он зажег фонарик и расстегнул застежку саквояжа. Внутри были пачки денег: двадцатки, полу сотенные, сотенные.
«Я продала свои драгоценности, взяла ссуду под машину. Это наш последний шанс. Я не знаю, почему они хотят убить его, что-то случилось на вечеринке…»
— Ладно, можешь закрыть, — сказал я.
— Ты что, забыл мой титул? — спросил Барфилд.
— Что?
— Надо было сказать: «Можешь закрыть, сукин сын».
— Заткнись, — сказал я.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы выучиться судовождению, Джой?
— Слишком много, — ответил Баркли. — Оставь его в покое.
— У меня в школе были хорошие отметки по математике, — сказал Барфилд, — может, мне попробовать? Сколько можно его терпеть?
— Прекрати, — коротко бросил Баркли. — Даже если бы мы смогли добраться до места, без водолаза нам не обойтись.
— С аквалангом каждый дурак может нырнуть.
— Джордж, старина… — мягко сказал Баркли.
— Ладно, ладно…
— А что в самолете? — спросил я.
— Алмазы, — ответил Баркли. — Я бы сказал, довольно много алмазов.
— Чьи они?
— Наши, конечно,
— И она знает об этом?
— Да.
Я подумал, нет ли у меня скрытой тяги к мазохизму. Чем еще можно объяснить мое непреодолимое желание узнать эту поганую историю во всех подробностях?
— Они, что же, не собирались бежать в Центральную Америку?
— Собирались, по крайней мере поначалу. Но Маколи не мог взять ее с собой в самолет, потому что ему был нужен водолаз. У этих алмазов прямо тяга какая-то к воде. Вы будете уже третьим водолазом, который достанет их со дна моря.
— Ты ему еще роман об этом напиши, — посоветовал Барфилд.
— Ты опять вмешиваешься в вопросы стратегии, Джордж?
— Нет, нет, — торопливо сказал Барфилд. — Но какой смысл рассказывать этому психу…
— Здесь он никому об этом не расскажет, поверь мне.
А на берег ему не вернуться. Намек прозрачней некуда. Наверное, они говорили что-то еще, но я ничего не слышал, как будто вдруг остался на кокпите один. Все было неправдой, от начала до конца. Она лгала мне. Зачем теперь искать какие-то оправдания? Все ясно как день. Надо быть полным идиотом, чтобы давным-давно во всем не разобраться. Меня не интересовал ни этот их самолет, ни дурацкие алмазы, ни прочие подробности всей этой заварухи. Она лгала мне, все время лгала!
Я болван, кретин. Я верил ей. Даже когда у меня хватило ума понять, что все это звучит как-то странно, все равно верил. «Она не станет меня обманывать». Как же, не станет, идиот несчастный! Смотрел в ее невинные, манящие серые глаза и думал: «Она просто не способна сказать неправду». Господи, надо же быть таким дураком! Она не смогла полететь с ним на самолете, потому что нужно было поставить дополнительный бензобак. Я — их последний шанс на спасение, она доверяет мне последние деньги. Она, наверное, хохотала до судорог. Не надо прятать голову в песок. Вот тебе вся правда, Мэннинг. Я даже представил себе, как она говорила мужу: «Дорогой, этот болван верит всему, что ему ни наплетешь».