– Черт, – вдруг прошипел Рикеттс. – Вот же дрянь поганая! – И, помолчав: – А, вот в чем твоя проблема.
– В чем?
– В пространстве для маневра. Она вроде как атакует рандомные адреса, но ты поместила ее в очень тесную клетку, вот она и зациклилась на собственном коде. Если добавить памяти, продержится дольше. – Помолчав, он спросил: – А вообще, зачем ты ее держишь?
– Я просто хотела кое‑что у нее спросить, – ощетинилась Кларк.
– Шутишь, что ли?
Кларк покачала головой, хотя парень ее не видел:
– Я...
– До тебя что, не доходит, что она ничего не соображает?
Она не сразу поняла его.
– То есть?
– Она и близко не дотягивает по размеру, – пояснил Рикеттс. – На тесте Тьюринга и двух минут не продержится.
– Но она отвечала. Пока не зависла.
– Нет, не отвечала.
– Рикеттс, я ее слышала!
Он фыркнул и судорожно закашлялся.
– Ясное дело, у нее есть диалоговое древо. Вроде рефлексов на ключевые слова, но не...
Кларк залилась краской.
«Господи, какая же я дура!»
– То есть, наверно, бывают умные шреддеры, – добавил мальчишка, – но только не эта.
Лени провела ладонью по волосам.
– Может, есть другие способы ее... допросить? Сменить интерфейс? Или, не знаю, декомпилировать код?
– Она эволюционировала. Ты когда‑нибудь просчитывала эволюционный код?
– Нет.
– Это такая каша! Большая часть уже просто не действует, просто мусорные гены, оставшиеся от... – Он замолчал, а потом очень тихо спросил: – А почему ты ее просто не сотрешь? Они не разумные. В них нет ничего особенного. Просто куски дерьма, которые мечут в нас какие‑то уроды, добивают все, что у нас осталось. Они даже друг друга атакуют при случае. Если бы не файерволлы, экзорцисты и прочая хрень, они бы уже все доломали.
Кларк не ответила.
Рикеттс, чуть ли не со вздохом, спросил:
– Ты странная, знаешь?
Она ответила слабой улыбкой.
– Буду рассказывать – никто мне не поверит. Жаль, что ты не сможешь пойти со мной. Просто чтобы наши не подумали, будто я все выдумал.
– Ваши?
– Дома. Когда я вернусь.
– Ну, – сказала она, – там видно будет.
Жалкая, щербатая улыбка расцвела под наушниками.
– Рикеттс, – позвала она, выждав.
Нет ответа. Он лежал, бессильный и терпеливый, и еще дышал. Телеметрия продолжала выписывать светящиеся кривые: сердце, легкие, неокортекс. Все показатели за пределами нормы: Сеппуку загнал метаболизм парня в стратосферу.
«Он спит. Он умирает. Оставь его».
Она залезла в кабину и упала в штурманское кресло. Все вокруг озаряло смутное зеленоватое свечение, растворяющееся в серости. Она не стала выключать свет в кабине: «Вакита» была подводной пещерой в умирающем свете, ее дальние уголки уже тонули в тени. Сейчас Кларк почти радовалась слепоте своих нагих глаз.
В последнее время тьма всегда казалась лучшим выбором.
БАЗОВАЯ ПРОВОДКА
Для начала он ее ослепил, пустил в глаза жгучие капли, от которых мир превратился в мутную серую абстракцию. Выкатил ее из камеры в коридор. К лифту, тот она опознала по звуку и перемене направления. Вот на чем она сосредоточилась: на инерции, на звуках и размытом ощущении света, видимого как сквозь кусок толстой кальки. Старалась не замечать запах собственного дерьма, лужей собирающегося под ней на каталке. И не замечать боли, уже не такой острой и пронизывающей, зато разраставшейся в груди огромной жгучей ссадиной.
Конечно, это было невозможно. Но она старалась. Когда каталка остановилась, зрение начало проясняться. К тому времени, как индукционное поле вернулось и снова превратило ее в тряпичную куклу, которую и привязывать‑то ни к чему, она уже различала в тумане размытые формы. Мало‑помалу очертания становились резче, а тем временем палач вставлял ее в подобие жесткого экзоскелета в положении на четвереньках – только вот ни одна конечность не касалась земли. Конструкция держалась на шарнирах: от легкого толчка в бок расплывчатые очертания лениво завращались перед глазами, словно ее привязали к карусели.
К тому времени, как включились нервы моторики, Така уже видела ясно. Она находилась в подземелье. Никакого средневековья, никаких факелов на стенах. Рассеянный свет лился из углублений под бордюром потолка. Петли и ремни, свисавшие со стены, изготовлены из меметических полимеров. Лезвия, клещи и зубастые «крокодилы» на скамье слева – из блестящего нержавеющего сплава. На чистейшем полу эшеровская мозаика: лазурные рыбки, переходящие в нефритовых птичек. Она не сомневалась, что и моющие средства на тележке у двери – самые современные. Единственный анахронизм – пирамида грубых деревянных жердей, прислоненных к стене, с заостренными вручную концами.