— У Анны Иосифовны были еще и золотые монеты. Она как-то мне предлагала для коронок, но я отказалась. Зачем переплачивать, если в поликлинике можно поставить по госцене? Отказалась…
Будем искать монеты. Хотя они и из тяжелого металла, но обязательно где-нибудь всплывут. Такое уж у золота странное свойство.
Записываю показания Малецкой.
Слышится звук отпираемого замка, возгласы детей. Евгения Константиновна извиняется и выходит из кухни. До меня доносится ее взволнованный голос: «Роман, что с тобой? Ты болен?» Ответа Малецкого не разбираю.
При моем появлении в коридоре Малецкому не становится лучше. Выглядит он действительно нездоровым. Быстро прощаюсь и выскальзываю из квартиры.
Сбегая по ступенькам, ругаю себя. Кажется, немного переборщила, допрашивая Малецкого. Надо быть помягче. Иначе недалеко и до профессиональной деформации. И так мама начинает замечать, что я бываю резка с людьми.
Еду по улице, а в голове… В каком-то научно-популярном фильме видела забавные кадры — броуновское движение молекул. Сейчас от обилия информации в моей голове творится нечто подобное. Мысли мечутся, сталкиваются, отскакивают друг от друга.
Задумавшись, проскакиваю на желтый свет. Слава богу, на перекрестке нет милиционера.
Толика дома не застаю.
— Твой любимый даже обедать не приходил, — язвительно сообщает его младший брат Сережка.
— Там на скамейке тебя девочка ждет, — равнодушным голосом сообщаю я.
Сережка подбегает к окну, убеждается, что девочка — плод моей фантазии, и хохочет. Рассказываю этому тощему, головастому, с просвечивающими на солнце большими ушами десятикласснику пару ужасных историй, до которых он, в отличие от старшего брата, большой охотник, после чего спускаюсь к машине.
Толика нахожу в школе.
Скептически оглядываю его измазанную краской физиономию. Толик сконфуженно поправляет очки, разводит руками:
— Скоро первое сентября…
— Когда освободишься?
— Часа через два.
— Через час жду тебя дома. Мои на даче.
Склонив голову набок, он смотрит поверх очков:
— На предмет?
— На предмет совместного ужина, — улыбаюсь я.
По дороге домой заскакиваю в магазин, покупаю десяток котлет. Забежав в квартиру, звоню Люське. Длинные гудки приводят меня в отчаяние. Похоже, не удастся поразить Толика своими кулинарными способностями. Сомневаюсь, что Маринка знает, как жарить эти штуки, но положение безвыходное. Набираю ее номер. Узнав, в чем дело, подруга хмыкает и начинает поучать:
— Возьми сковородку, положи туда масла. Когда зашипит, клади котлеты.
Смотрю на торчащий из сумочки полиэтиленовый пакет с кривым котлетным колобком и с горечью роняю:
— Они же слиплись!
— Ну, старая, тогда не знаю! У нас же бабушка все готовит, а она в магазин пошла… Жди Толика, может, он что-нибудь сообразит.
Кладу трубку, достаю «Книгу о вкусной и здоровой пище» и, перелистывая страницы, бреду на кухню. Лезу в холодильник за маслом. На полке стоит кастрюлька с голубцами, Молодец, мамочка!
Ну и погодка! Опять дождь.
Завожу Толика в школу и спешу в прокуратуру.
Смотрю на ажурные стрелки больших старинных напольных часов. Раньше они стояли в приемной, но привезли новую мебель, и им не повезло — выставили в коридор. На часах без пяти девять.
Кузнец из артели «Ударник», не реагируя на мое появление, продолжает яростно лупить по наковальне. Щелкаю его по носу. Он так увлечен своим делом, что прощает эту фамильярность.
Усаживаюсь за стол и начинаю перечитывать протоколы допросов. Не сразу реагирую на дребезжание телефона Когда снимаю трубку, слышу взволнованный голос Маринки. Она торопливо сообщает, что Люська познакомила ее с каким-то капитаном, и сегодня мы все вместе идем в безалкогольный ресторан при вновь открывшейся высотной гостинице.
— Толик такой домосед, — вздыхаю я.
— Мне он не откажет! — самоуверенно заявляет Маринка.
Закончив переговоры, иду к шефу.
— Как дела? — спрашивает он.
Рассказываю. Павел Петрович внимательно слушает. Не перебивает, не лезет с вопросами. А когда я замолкаю, говорит:
— Ясно… Надо подругу Стуковой разыскать. Побеседовать с ней. Окружение, знакомства… Сама понимаешь.
Получаю еще несколько ценных указаний прокурора и иду их исполнять.
Не люблю больниц с их специфическим запахом лекарств и человеческого горя, но часто приходится в них бывать, а что еще хуже — моргах. Правда, на этот раз проезжаю мимо приюта усопших. Мне чуть дальше — в пятый корпус. Там, в тринадцатой палате, лежит Августа Дмитриевна Пухова. Об этом я узнала от ее соседей.