— Не вижу в этом ничего предосудительного, — замечаю я и жду реакции собеседника.
Ждать долго не приходится. В лице Киршина появляется угодливость, почтение, какая-то восторженность. Это изменение настолько застает врасплох, что я непонимающе таращусь на него.
Лицо Киршина вновь принимает сонное выражение, он вяло шевелит губами:
— Так Малецкий смотрел на старуху… Заботливый… Что ему было от нее нужно?.. Крутился вокруг. А она, этакая дама… Все свысока…
— Вы ничего не трогали в квартире?
— Увольте, — слабо морщится Киршин. — Там такой запах был… Мы и в комнату-то не заходили. Увидели из прихожей разгром да тело, прикрытое одеялом, сразу пошли звонить в милицию…
— Все вместе? — уточняю я.
— Элеонора побежала. Мы стояли, ждали…
— Малецкий ничего не брал из квартиры?
Киршин медленно качает головой:
— В тот раз нет. Наоборот… Какую-то бумажку в прихожей хотел оставить. Но, видно, меня испугался, забрал тут же…
— Что за бумажка? — подаюсь к нему.
— Уведомление на денежный перевод.
Опять этот перевод! Как он оказался у Малецкого? Почему, увидев убитую Стукову, Малецкий решил избавиться от него? Почему передумал? Зачем хранил? Не мог же он получить деньги по чужому переводу?.. А вдруг мог?!
Понимаю, что Киршин на эти вопросы вряд ли ответит, поэтому задаю вопрос полегче:
— Как вы можете охарактеризовать погибшую?
Киршин вяло приподнимает покатые плечи, секунду молчит, потом говорит:
— Я не особенно-то общался со Стуковой. Так, на лестнице столкнемся — поздороваемся… Простите но у меня такое ощущение, что Стуковой зря не интересовались работники ОБХСС… Еще та старушка была…
— Что вы хотите этим сказать? — настораживаюсь я.
Рука Киршина описывает в воздухе неопределенный полукруг:
— Ощущения…
Поскольку любые ощущения нуждаются в проверке, уточняю:
— А конкретнее? Какие ощущения? О чем идет речь?
— Нетрудовые доходы, — не очень охотно и столь же неуверенно буркает Киршин.
На чем основываются ощущения Гаргантюа из стройуправления, выяснить не удается, и, закончив составление протокола, я с ним прощаюсь.
Снова заглядываю в ту же преподавательскую. Взлохмаченный рыжеволосый мужчина поглощен телефонным разговором:
— Так, так… Что она еще спрашивала?.. Да нет же, Элочка, я ведь тебе говорил…
— Извините, — прерываю его.
— Я же всем объявил, — зажав трубку ладонью, раздраженно бросает он. — Зачет будет в триста седьмой аудитории!
Принимая меня за одну из своих студенток-заочниц, Малецкий заблуждается. Спешу прояснить ситуацию:
— Передайте Элеоноре Борисовне привет… От следователя Приваловой. И напомните ей, что разглашать тайну следствия очень некрасиво.
Опешив, Малецкий забывает о моей просьбе и, бросив в трубку: «Перезвоню!», торопливо кладет ее ив рычаг. После этого пытается улыбнуться. Однако полные губы складываются лишь в неопределенную гримасу:
— А где же Валентина Васильевна?
Смотрю на него в упор и мило улыбаюсь:
— В декретном отпуске.
— А-а-а… — потирает подбородок Малецкий.
Выглядит он импозантно: высок, широк в плечах, белокож. Прямо викинг. Сыроват, правда, немного. Да и брюшко свешивается на ремень. Похоже, Элеонора Борисовна следит не только за собой. На ее муже свежая рубашка, отутюженный костюм; модный, со вкусом подобранный галстук. Впечатление портит испуганный взгляд…
— Значит, теперь вы ведете следствие?
Подтверждаю его догадку. Он долго и испытующе смотрит. Прямо-таки сверлит взглядом, наконец решается на вопрос:
— Вы тоже меня подозреваете?
— А вас, Роман Григорьевич, совесть терзает?
— Совесть меня не терзает! — вздрогнув, выкрикивает он. — Чистая у меня совесть! Стукову я не убивал!.. Я к ней, как к родной матери! Помогал все время! Кому только могло прийти в голову! Я всегда…
Малецкий кричит, но не так громко, чтобы можно было услышать за стенами преподавательской. Останавливаю:
— Когда вы видели Стукову в последний раз?
— Второго августа в двадцать часов тридцать минут, — выпаливает он.
— Похвальная точность.
— Что вы имеете в виду?! — негодует Малецкий. — Я запомнил время, так как смотрел на часы.
— Вот и говорю, похвальная точность, — мирно произношу я.
— Что вам от меня надо?! — не может остановиться он. — Сколько можно дергать, изводить?! Допрашивали же уже? Допрашивали!!
— Всего один раз, — уточняю я.
— Ну и что?! Все равно травма! И соседей незачем было настраивать! Знаете, что они теперь говорят?!