— Какие именно провинции? — уточнил император.
— Эльзас и Лотарингия… — начал Иоахим.
— Ну что вы мне рассказываете? — перебил его Таргус. — Эльзас и Лотарингия населены, преимущественно, немцами, которые изначально были рады поражению франков и возвращению в лоно «немецкого мира». Четыре провинции.
— Да, — кивнул префект. — Виноват.
— Продолжайте доклад, — дважды лениво махнул рукой Таргус.
— Пикардия и Артуа полностью подчинены имперской власти и случаев неповиновения, за последние три месяца, не зафиксировано, — продолжил Иоахим-Георг. — То же самое можно сказать о провинциях Шампань и Прованс. Остальные провинции, к сожалению, не могут похвастаться стабильностью и сохраняют протестные настроения.
Как и ожидалось, земли франков не захотели просто так мириться с военным захватом и признавать власть Таргуса, которого они считают даже не немецким, а русским императором — это часть иезуитской подпольной пропагандистской кампании.
Утверждается, что восточные варвары захватили власть в «Священной Римской» империи и теперь порабощают остальную Европу. Каждый католический священник, действуя исходя из предписания Святого престола, обязан доводить до прихожан примерно такую версию событий.
Архиепископ Рима уже воюет против Таргуса, но активных действий, пока что, предпринимать нельзя. Он бы и рад разграбить Ватикан, в соответствии с традицией, начатой кайзером Карлом V, но сейчас любые агрессивные действия против Климента XIII станут козырем для врага в идеологической войне.
Впрочем, это не помешало Таргусу объявить всех католических священников в Галлии врагами империи и начать массовые аресты. Священников, в числе прочих мятежников, отправляют в лагерь перевоспитания, на особую программу по привитию критического мышления. Таргус хорошо знал, что нет более ярых безбожников, чем бывшие священники, разочаровавшиеся в своей религии…
— Ничего страшного, время ещё есть, — улыбнулся император. — Самое главное — не позволяйте мятежникам объединяться. Divide et impera. Но национальный вопрос не поднимайте — это может помешать романизации.
— Мы вас не подведём, — заверил его префект.
— Девятнадцать провинций… — произнёс Таргус. — Это будет долгий процесс…
Он пожадничал и забрал у Людовика XV больше, чем нужно было. Все остальные провинции, кроме упомянутых, пребывают в состоянии непрерывного мятежа, подавляемого силами корпуса вигилов и расквартированных в провинциях легионов.
У короля франков дела обстоят гораздо хуже — первым его действием после подписания мирного договора было увеличение налогов, что не пришлось по душе податному населению, которое сразу же начало бунтовать. Больше всего населению не понравилось, конечно же, увеличение концентрации аристократии, бежавшей с востока, подальше от легионов Таргуса.
Людовик подписал договор о взаимопомощи, поэтому подавлением мятежа на его землях занимаются целых четыре легиона. Боевые действия имеют вялотекущий характер, потому что у мятежников нет адекватного центра, способного направить борьбу в определённое русло, потому командирам легионов не совсем понятно, против кого воевать — деревни и городки, время от времени, выходят из-под контроля.
Мятежники вешают бургомистров и старост, убивают прикомандированных имперских чиновников и объявляют о независимости. Затем в город или деревню входит когорта легионеров, вешает «независимых» чиновников, ловит мятежников и всё. На этом история локального мятежа заканчивается, но потом нечто подобное случает в другой провинции, с закономерным исходом. И так почти непрерывно, почти повсеместно.
Другое дело — территории франков. Мятежи на землях Людовика XV имеют системный характер, довольно-таки высокий уровень организованности и конкретную цель. В первые месяцы мятежники хотели пересмотреть итоги войны и собрать королевскую армию, чтобы отбить утраченные территории, но прошло полгода, и теперь они хотят свергнуть короля. Но это не свержение монархии, как таковой — мятежники просто хотят мягкий «перезапуск». У них в планах есть намерение посадить на трон дофина Людовика Фердинанда, известного своей антигерманской позицией и заявлениями в духе «при мне бы такого не было», а затем провести «быструю и победоносную» войну за возвращение франкских земель.
Людовику XV уже послано требование, чтобы он усмирил своего сынка и проследил за его поведением на публике. Людовик Фердинанд не участвует в мятежах, но открывает рот после каждого подавления — говорит что-то в духе «французская кровь льётся на землю», «я не могу этого принять и не принимаю», «сколько можно терпеть» и так далее.