— Мне всё равно, — пожал плечами кронпринц Карл Готфрид Римский. — Это твой выбор и я ему полностью доверяю.
— Что ж… — изрёк император. — Они прибудут завтра — посмотрите друг на друга, а затем начнём подготовку свадьбы.
Единственной достойной кандидаткой в жёны Карлу Готфриду Таргус видел Фридерику Софию Вильгельмину Прусскую, племянницу короля Пруссии Фридриха II.
Гогенцоллерны не замечены в повальном инцесте, наблюдаемом у Габсбургов, поэтому Вильгельмина может рассматриваться, как здоровая кандидатка, без видимых генетических дефектов, что должно стать залогом здорового потомства.
Всё слегка «портит» то, что Мария Терезия, мать Карла Готфрида, родом из Габсбургов, за которыми замечено 16 и более поколений близкородственного скрещивания, что просто не могло не оставить генетических следов.
Впрочем, у Таргуса на 100% чистая генетика, исправленная Бездной — это имеет косвенное подтверждение в виде его долголетия, а также всех его детей, каждый из которых родился и вырос абсолютно здоровым и полноценным.
Можно сказать, что Карл Готфрид — это «обнулённый» Габсбург и Виридиан. Ничего общего, кроме названия династии, с Гольштейн-Готторп-Романовыми он не имеет, потому что приходится сыном Таргусу Силенцию Виридиану, гордому потомку династии тосканских нобилей, поколениями служивших Сенату и Народу Рима.
— Но ты подумай, — произнёс император. — Если не понравится и ты поймёшь, что не хочешь связывать с ней свою жизнь — скажи. Я что-нибудь придумаю.
— Я всё просчитал, — покачал головой Карл Готфрид. — Альтернатив нет. Франков и англосаксов мы завоюем и подчиним, иберов ждёт та же участь, поэтому в обозримом пространстве остаётся только османская принцесса, но это уже слишком даже для тебя.
Ему сейчас двадцать лет, он молод и атлетически сложен, потому что в семье у императора нет места ленивым, он высок, 187 сантиметров, красив лицом, одевается пусть и не так модно, как старшие братья, но зато практично, под стать отцу.
Таргус смотрел на него и видел отражение себя — он видел достойного продолжателя его дела.
— Почему это? — нахмурился он. — Сын, если ты посчитаешь, что османская принцесса достойна твоей руки, то я не буду против.
— Нет, это слишком, даже для меня, — усмехнулся кронпринц. — Вильгельмина меня устраивает. Если она собственноручно пишет мне письма, а не какой-то придворный талант вместо неё, то мы с ней обязательно поладим.
— Сама пишет, будь уверен, — заверил его император.
У него свои люди везде, даже в Бранденбурге, особенно в Бранденбурге, поэтому он точно знает, как живут и чем дышат последние германские монархи…
— Давай вернёмся к делам, — сказал Таргус. — Что ты думаешь о наших успехах в Африке?
— Методы выбраны, на мой взгляд, чрезмерно мягкие, — ответил Готфрид. — Кочевников нужно было истребить. Они ещё попортят нам кровь — они не могут иначе. С ними можно было бы торговать, вести общие дела, но они привыкли жить разбоем. Здесь я бы, всё-таки, повторил киммерийский сценарий.
— Герцогиня Зозим считает иначе и, в целом, добивается успехов, — покачал головой Таргус. — Divide et impera — это мой главный принцип, который должен стать твоим. Зачем тебе пачкать руки легионеров в неблагодарной работе, когда можно поручить это самим бедуинам? Понимаешь?
— Да, я всё это понимаю, — поморщился Готфрид. — Но это слишком медленный процесс. Можно закончить с пустынными кочевниками гораздо быстрее и эффективнее. В конце концов, это бы сильно уменьшило потери среди гражданских — а они режут друг друга уже который год.
— Не зацикливайся на этой ерунде, — попросил его император. — Есть регионы намного важнее и богаче. Например, Индия — после падения «империи» Дурранидов, моголы получили достаточную поддержку и дошли до Цейлона. И при этом, что самое важное, в Индии воевало лишь четыре когорты и около пятнадцати тысяч солдат наших степных наместников. Причём, они собрали по пять тысяч солдат из чувства признательности ко мне — я не просил их об этом. Делай всё так, будто так и должно быть, и, со временем, люди начнут считать, что это так и есть — всё может быть лишь так, как ты захотел и не иначе.
— Я буду стараться, папа, — кивнул Карл Готфрид.
— Стараться — это делать что-то без надежды на успех, — покачал головой Таргус. — А ты должен делать, как художник, заранее видящий конечный результат и уверенный в успехе.
— А когда мы закончим с иберами, остатками франков и англосаксами? — поинтересовался кронпринц.