«Надо было соглашаться, когда предлагали войти в Верховный Совет Римской империи…» — подумал консул с сожалением. — «Но нет, захотел единоличной власти — и где я теперь? Что же делать?»
//Римская Федерация, Петровская провинция, город Санкт-Петербург, 8 апреля 1935 года//
— Квириты! — заговорил мужчина в недешёвом костюме, стоящий на трибуне посреди мемориала Царской усыпальницы. — Поганые шведы вновь показали своё истинное лицо — это даже не лицо, а звериный оскал! Сколько можно терпеть этот произвол? Наши благородные граждане страдают на оккупированных территориях Карелии — они заперли их в концлагерях, морят голодом и невыносимым рабским трудом! Разве такого мы ждали, когда подписывали то богом проклятое мирное соглашение? Разве ради этого умирали наши доблестные легионеры? Ради того, чтобы едва-едва романизированные варвары истребляли истинных римлян⁈ Не-е-ет, квириты, этого больше терпеть нельзя…
— А что ты предлагаешь⁈ — выкрикнул кто-то из толпы. — Поговорить о проблемах и я могу!
— Что я предлагаю⁈ — переспросил уличный оратор. — Я предлагаю написать коллективное письмо, на имя генерального председателя Совета Римской Федерации, с требованием аннулирования Кёнигсбергского мирного договора! Мы потребуем пересмотра итогов прошлой войны и, если уж так сложится, подтвердим это требование силой оружия!
— Сам тоже в окопы пойдёшь⁈ — спросил тот же голос.
— Если надо — пойду! — ответил оратор.
Собравшаяся толпа начала громко обсуждать его предложение.
— Квириты! — выкрикнул оратор. — Текст коллективного письма от нашей трибы уже готов — нужно лишь ознакомиться с ним и поставить свою подпись! Наши комиты (5) из других триб уже подписываются под аналогичными коллективными письмами! Не останемся в стороне от страданий квиритов из оккупированной врагом провинции Карелия! Каждая подпись важна! Восстановим же справедливость!
//Восточная Римская республика, провинция Сирия, город Дамаск, 3 августа 1977 года//
— … и я тебе отвечаю, брат, там так всё и было — ебашили они друг друга напропалую, ракетами, блядь, бомбами… — продолжал вещать лицеист Ахмед Мастарн Страбон, держащий в руке кружку пенистого пива. — Ты что, никогда не слышал?
— Да не-не, слышал что-то… — ответил на это фрезеровщик Иоанн Октавий Агеласт. — Но ты что-то грузишь меня, брат…
— За ним есть такое, ага… — пьяно ухмыльнулась Марьям Мастарна, сестра Ахмеда. — Как накатит — сразу начинает…
Таберна «Стоянка Тита V», основанная ровно на том самом месте, где солдаты Восточного сопротивления накрыли артналётом штаб узурпатора Тита V, была практически пуста, несмотря на вечернее время.
Сегодня фестиваль Присоединения Востока, поэтому все на улицах и заведения делают кассу на доставке алкоголя в самые людные городские локации, ну и на желающих напиться в приватной обстановке.
— О, кура подъехал! — посмотрела Марьям на тренькнувший уведомлением мобильник.
Курьер в мотоциклетном шлеме вошёл в общий зал таберны и подошёл к помахавшей ему девушке.
— Безналичная оплата, — показала она экран мобильника.
— Да знаю… — вздохнул курьер.
— Спасибо! — поблагодарила его Марьям.
— Могли бы и у меня взять закуску… — произнёс недовольный табернщик Исмаил.
— Суши⁈ — оглянулась на него Марьям.
— А, ну… — растерялся табернщик. — Ну… У меня штрудели вкусные, так-то… С поской (6) или пивом идут на ура, вообще-то…
— Я их и в столовке лицейской поесть могу, — поморщилась Марьям, а затем поставила коробки. — Парни, налетайте!
По улице прошло некое массовое шествие.
— Ой, опять гоночные фанаты куда-то пошли… — неодобрительным тоном произнесла Марьям.
— Забей, — махнул рукой Иоанн.
— Опять изобьют кого-нибудь, — покачала головой девушка.
— Ну, изобьют и изобьют — в первый раз, что ли? — криво усмехнулся Иоанн. — Правда, лучше быть подальше, когда вигилы придут — можно отхватить за просто так, задаром, забесплатно…
— И ты, короче, слушай… — очнулся Ахмет. — Короче, короче… А! После того, как романо-русские отбили Карелию, романо-шведы обстреляли Санкт-Петербург ракетами… И те, короче, в ответ броневики, бомберы…
Он снова вырубился.
— Вы бы больше не наливали своему другу, — посоветовал Исмаил. — Видно же, что не умеет пить.
— Да он всегда такой, — махнула рукой Марьям.