Также докладывают, что бывшие крепостные начали хитрить с наделами — отселяют в отдельные дворы своих детей, причём дело доходит до того, что женят десятилеток и учреждают новые хозяйства.
Хитрость в том, что так под контролем одной семьи оказывается больше наделов, а ещё малолетних хозяев усиленно обучают латыни, порой тратя на это все подъёмные — это чтобы подольше не платить никаких налогов.
Крепостным плевать на все эти варварские предрассудки — они согласны выучить хоть китайский, лишь бы побыстрее укрепить хозяйства и не умирать потом от голода в неурожайные годы…
Таргус их резоны понимал и ему нравилось то, как они мыслят. Это холодный расчёт, лишённый идеологии и прочих предрассудков. Они хотят жить и поэтому приспосабливаются.
И он держит ситуацию в Таврии под личным контролем. Она, если всё пройдёт по плану, позже станет провинцией и будет переименована в Киммерию. Новая провинция объединит в себе всю Таврию, часть Поволжья и часть Малороссии, как оно было когда-то, в родном мире Таргуса.
«Ей пришлось ждать тысячи лет, прежде чем её настоящее название вернулось», — подумал он. — «Но скоро там снова заговорят на латыни».
Вчера он законодательно закрепил две формы государственного языка. Теперь официально существует две формы латыни: Latina Imperialis и Latina Classica.
Первый — максимально простой, чем-то отдалённо напоминающий вульгарную латынь, но ближе к той форме, которую можно было услышать в сёлах Тосканы, откуда родом Таргус.
Второй — это классическая латынь, требующая сотен часов старательного обучения с репетитором, но открывающая для постигшего весь мир античной римской и современной шлезвигской литературы.
И всё же, даже классическая латынь проще языка германцев, созданного будто специально для вызова у обучающегося открытого перелома головного мозга. Упрощённая латынь же, на фоне германского языка, выглядит как несложная арифметическая задачка.
— Твою мать, аф Лингрен, как же ты мне поднасрал… — произнёс Таргус. — Я упустил напрасно столько времени и теперь вынужден пожинать плоды этого простоя. И десятки тысяч теперь умрут. Из-за тебя, дохлый ты поганец.
Возвращение римской культуры из мёртвых — это непростое дело, но Таргус абсолютно уверен, что справится. Он посмотрел на специальный столик, на котором находится банка с бальзамированными головой и кистями Эрика аф Лингрена — столик стоит между двумя книжными шкафами.
Осип Иванович Долгов, выполнивший этот очень давний заказ, сейчас здесь, в Александриненсбурге, почивает на лаврах в своём дворце. Денег у него так много, что хватит на десяток обеспеченных жизней, ему и его внукам, но он не захотел праздно спускать свою единственную жизнь в унитаз гедонизма, а уже инвестировал в несколько заводов Шлезвига.
Парень действовал, как опытный охотник. Он выследил аф Лингрена, выбрал место, ждал недели и месяцы, прежде чем нанести сокрушительный удар. Правда, он нанёс два сокрушительных удара: один по аф Лингрену, а другой по репутации пекарни Ломоносова. Все всё понимали, конечно, всё-таки, на кону было десять миллионов рейхсталеров и аф Лингрена можно было убить хоть посреди церкви, в процессе богослужения, но пятно на репутацию пекарни это нанесло. Из-за этого Ломоносов решил, что нужно перенести её в другое место, а старое здание снести, чтобы никому и ничего не напоминало.
— Но ничего, — усмехнулся Таргус. — Я всё преодолею, а вот ты… Ты будешь смотреть на это из своей банки.
//Австрийские Нидерланды, город Льеж, 17 июня 1749 года//
— Да-а-а-а!!! — выкрикнул капитан Георг Мейзель, наблюдая за обрушением стены бастиона.
Бастионная крепость у Льежа ещё вчера выглядела неприступной, а штурм её считался очень кровавой затеей, но сегодня с утра по Мёзу пришло целых шесть броненосцев. Они преодолели Кильский канал, прошли вдоль побережья Северного моря и проникли в реку Ваал, достигли Мааса, по которому добрались до Мёза.
Это были условно-враждебные территории, но никто не понял, что всё это значит и как относиться к металлическим кубам, плывущим по реке.
А сегодня всем стало понятно, что эти броненосцы были пропущены по рекам очень зря — они подошли к крепости Льежа и начали её обстрел из своих крупнокалиберных орудий.
Крепостные батареи открыли огонь почти сразу, некоторые даже попадали по броненосцам, но им хоть бы хны — ядра отскакивали от толстой брони, а бомбы просто бессмысленно взрывались на ней. Теперь это односторонний обстрел, в котором броненосцы разрушают бастионы, а те бессильны что-либо сделать в ответ.