Возможно, Таргус взялся за это слишком рано, но медлить он не может — время идёт, а он не спешит стареть и даже Мария Терезия бросает на него странные изучающие взгляды. Она всё ещё влюблена в него, в постели он отрабатывает точно так же, как в первые дни их брака, потому что ему нетрудно, они регулярно проводят время вместе, он дарит ей дорогие подарки, делает комплименты, но такое несоответствие календарному возрасту начинает бросаться в глаза даже ей, ослеплённой любовью…
//Королевство Пруссия, г. Берлин, 29 июля 1763 года//
Король Людовик XV, тяжело вздохнув, поставил подпись в документе.
Таргус подвинул к себе документ, вдумчиво и неспешно прочитал его, а затем поставил подпись под своим именем и укороченной форме титула.
— Видишь? — усмехнулся император. — Это было несложно!
Франкский правитель лишь болезненно поморщился.
Его столицей стал город Бордо, достаточно удалённый от возможной линии фронта в случае нового вторжения легионов, со своим атлантическим портом, чтобы можно было быстро смыться в колонии, в случае чего, а также достаточно исторический, богатый и значимый, чтобы сохранить хотя бы часть лица.
Король уже заявил, что это «новая эра» и теперь всё будет совершенно иначе, но в это никто особо не поверил, даже он сам.
Когда он вернётся из Берлина, его ждёт экономический крах, вызванный разрывом связей с востоком страны, который может стоить ему короны — в таком случае, вероятно, на его место поставят малолетнего сынка, ещё одного Людовика.
Но это не очень хороший сценарий, потому что нестабильность у соседа может негативно сказаться на Галлии, а это крайне нежелательно. Таргусу снова нужны двадцать лет международной стабильности, чтобы «переварить» Галлию.
— Хлодвиг, дружище, не нервничай ты так, — с улыбкой попросил его Таргус и подвинул ещё один документ. — Если случится что-то нештатное — штыки моих легионеров подавят любой мятеж в твоей стране. Нужно лишь подписать соглашение о сотрудничестве…
Король франков судорожно сглотнул.
— Нет, если не хочешь — не подписывай, — сразу же сказал император. — Но сначала подумай: а что ты будешь делать с мятежниками, которые обязательно будут, из-за всей этой ситуации, при такой малочисленной армии? А я готов встать на защиту твоего режима, чтобы, не дай твой бог, не случилось чего. Гарантирую, что твой суверенитет никоим образом не пострадает. Пострадают только мятежники…
… и случайные граждане, некоторые элементы инфраструктуры, города, сёла, поля и пастбища. Но это война.
— Я… — Людовик XV запнулся. — Я подумаю об этом. Дам ответ на следующей неделе.
Он уже знает содержание договора о взаимной обороне, в котором чётко прописаны условия, при которых легионы могут прийти ему на помощь — согласиться на такое очень тяжело.
— Хорошенько подумай, — кивнул Таргус. — Это очень важно — не для меня, а для тебя.
Франки просто обязаны начать революцию против короля, сокрушительно проигравшего державе, пока что, недоримлян. Таргус не собирался допускать её успеха, потому что это опасный прецедент и кому-то в голову может прийти опасная идея свергнуть монархию в России, «Священной Римской» империи или даже в Швеции…
В бывшей Речи Посполитой такие идеи есть уже давно и, несмотря на все прилагаемые усилия, поляки и литовцы до сих пор не могут принять потерю суверенитета.
Но Таргус прекрасно знает, что власть можно удерживать на штыках не одну сотню лет. Нужно лишь не ослаблять репрессивного давления и не жалеть революционеров.
В конце концов, да, он убивает народы, безжалостно стирает их из истории, но также приносит прогресс, мягкий, без лишней жестокости.
Он принёс системно развивающуюся медицину, наметил начало продовольственного изобилия, создал железные дороги, разрешил сотни и тысячи национальных конфликтов, дал им массовое образование, первое в истории — за всё это он потребовал лишь принести на алтарь прогресса свою национальную идентичность. Большая ли это цена за все эти блага?
«Морализаторы жалеют об утрате этой пресловутой идентичности, но плевать на них», — подумал император. — «Я — римлянин и поэтому я лучше. Римская культура — самая лучшая и это проверено тысячелетиями. Все остальные — это жалкие варвары, которым больше не место на шахматной доске истории. И я уничтожу их — упраздню языки, отменю культуру и заставлю их думать на латыни. Vae victis».
Примечания: