— Честь моя, — поклонился я. — Слава о ваших опытах дошла даже до далекой Эдессы. Говорят, вы близки к разгадке тайны философского камня.
— Входите, входите! — Корнелий распахнул ворота шире. — Мы как раз обсуждали некоторые трудности в наших исследованиях. Свежий взгляд ученого мужа может оказаться бесценным.
Я переступил порог виллы, чувствуя, как судьба наконец-то ведет меня к цели. Алхимик был найден, доверие завоевано. Теперь оставалось узнать, действительно ли он знает, как превратить живое в неживое.
И сработает ли это на бессмертном.
Корнелий провел нас через атриум в просторную триклинию, где уже был накрыт завтрак. Солнце лилось через окна, освещая мозаичные полы и фрески на стенах — сцены из жизни богов и героев.
— Прошу, располагайтесь, — Корнелий указал на ложе слева от себя. — Мастер Марк, вы справа, как обычно.
Слуги принесли медовые лепешки, свежие фрукты, козий сыр и разбавленное вино. Пока мы ели, Корнелий расспрашивал меня об Эдессе и тамошних ученых.
— Скажите, Теодорос, — сказал он, отламывая кусочек хлеба, — что думают в Эдессе о природе материи? Придерживаются ли там учения Демокрита об атомах?
Я осторожно отпил вина, формулируя ответ. За века жизни я успел изучить множество философских школ.
— Атомизм находит там немало сторонников, — ответил я. — Но многие ученые склоняются к более практическому подходу. Мы изучаем не только теорию, но и то, как одни вещества могут превращаться в другие.
— Превращения! — оживился Корнелий. — Вот основа всей алхимии. Если медь может стать зеленой патиной, а железо — ржавчиной, то почему свинец не может стать золотом?
Марк, до этого молчавший, подался вперед.
— Но для этого нужно понять первоначала, — сказал он. — Что делает золото золотом, а свинец — свинцом? Какие силы управляют превращениями?
— Аристотель учил о четырех элементах, — заметил я. — Огонь, воздух, вода, земля. Но некоторые александрийские мудрецы полагают, что есть нечто более фундаментальное.
— Именно! — Корнелий ударил кулаком по столу. — Первоматерия! Субстанция, из которой состоит всё сущее. Если научиться её контролировать...
— То можно создавать что угодно, — закончил Марк. — Золото из свинца, здоровье из болезни, жизнь из...
Он замолчал, но я понял направление его мыслей.
— Жизнь из смерти? — спросил я осторожно. — А возможно ли обратное?
Марк внимательно посмотрел на меня. В его глазах мелькнуло что-то похожее на подозрение.
— Теоретически, — сказал он медленно, — если философский камень может дарить жизнь, то его противоположность должна её отнимать. Но зачем кому-то такое нужно?
Корнелий нахмурился.
— Мы изучаем созидательные силы, мастер Марк. Зачем думать о разрушении?
— Знание должно быть полным, — ответил я спокойно. — Нельзя понять свет, не изучив тьму. Если мы создаем философский камень, то должны знать и о его антитезе. Хотя бы для того, чтобы защититься от неё.
Корнелий медленно кивнул.
— В этом есть мудрость. Скажите, Теодорос, в Эдессе встречали записи о таких опытах?
— Кое-что попадалось, — соврал я. — Древние тексты упоминают субстанции, способные... остановить любую жизнь. Даже ту, что считается вечной.
Последние слова я произнес, глядя прямо на Марка. Тот побледнел и отложил кубок.
— Вечной? — переспросил он хрипло.
— Легенды говорят о бессмертных существах, — сказал я как можно более равнодушно. — Если такие есть, то логично предположить, что существует и способ их... остановить.
Воцарилось молчание. Корнелий задумчиво жевал оливку, а Марк не сводил с меня глаз.
— Интересная теория, — наконец сказал алхимик. — Но чисто академическая, конечно.
— Конечно, — согласился я. — Но изучить стоит. В чисто научных целях.
Марк кивнул, но в его взгляде читалось понимание. Он начинал догадываться, кто я такой и зачем пришел.