После завтрака Корнелий предложил показать мне виллу. Мы прошлись по залам, украшенным дорогими фресками и статуями. Патриций с гордостью демонстрировал свою библиотеку — огромное помещение со свитками и кодексами, собранными со всего известного мира.
— Здесь есть труды Аристотеля, записи александрийских ученых, даже некоторые египетские папирусы, — говорил он, указывая на полки. — Всё для того, чтобы мастер Марк имел доступ к знаниям древних.
Марк шел рядом молча, время от времени бросая на меня изучающие взгляды. Я чувствовал его напряжение — он явно что-то подозревал.
— А теперь, — торжественно произнес Корнелий, подведя нас к массивной двери в дальнем углу дома, — самое интересное. Лаборатория мастера Марка.
Он отпер дверь тяжелым бронзовым ключом, и мы спустились по каменной лестнице вниз. Воздух становился гуще, наполняясь запахами серы, металла и каких-то неизвестных веществ.
Подземная лаборатория оказалась просторным помещением со сводчатым потолком. По стенам стояли столы, заставленные колбами, ретортами и странными приборами. В центре возвышалась большая печь с мехами, а рядом — каменная плита, испещренная символами и формулами.
— Впечатляет, — признал я, оглядываясь по сторонам.
На одном из столов я заметил россыпь минералов — некоторые знакомые, другие совершенно незнакомые. Красные кристаллы, черный порошок, серебристые слитки неопределенной формы.
— Мастер Марк собирает редкие вещества со всей империи, — пояснил Корнелий. — Некоторые привозят торговцы из Индии и Китая, другие находят в глубоких шахтах.
Марк подошел к одной из полок и достал небольшую склянку с мутной жидкостью.
— Это экстракт из корня мандрагоры, смешанный с толченым жемчугом, — сказал он. — Один из компонентов будущего камня.
— А это? — я указал на странный прибор — систему соединенных трубок, ведущих к закрытому сосуду.
— Дистилляционный аппарат моей конструкции, — с гордостью ответил Марк. — Позволяет выделять чистые эссенции из сложных смесей.
Я подошел ближе к каменной плите с символами. Некоторые знаки были мне знакомы — древние руны, египетские иероглифы, греческие буквы. Но были и другие, незнакомые.
— Что это за письменность? — спросил я, указывая на один из символов.
Марк и Корнелий переглянулись.
— Мастер Марк считает, что некоторые знания слишком древние для обычных языков, — осторожно сказал патриций. — Он разработал собственную систему записи для... особых формул.
— Особых?
— Тех, что касаются грани между жизнью и смертью, — тихо произнес Марк, не отводя глаз от плиты. — Некоторые вещи лучше записывать так, чтобы случайный читатель не понял их значения.
В углу лаборатории стоял еще один стол, накрытый темной тканью. Что-то под ней шевелилось.
— А что там? — поинтересовался я.
— Подопытные, — коротко ответил Марк. — Крысы, птицы. Нужно проверять действие веществ, прежде чем...
Он не закончил фразу, но смысл был ясен.
— Понятно, — кивнул я. — Осторожность превыше всего.
— Именно, — Марк подошел ко мне ближе. — Особенно когда имеешь дело с силами, способными... изменить природу самой жизни.
В его голосе прозвучала странная нота. Словно он говорил не только о своих опытах, но и о чем-то еще.
— Мастер Марк очень предосторожен, — добавил Корнелий. — Он никогда не пробует свои составы на себе. Слишком рискованно.
— Мудрое решение, — согласился я. — Но скажите, а если кто-то захочет испытать действие... завершенного препарата? Того, что способен остановить любую жизнь?
Воцарилась тишина. Марк смотрел на меня с нескрываемым подозрением.
— Зачем кому-то это нужно? — спросил он наконец.
— Чисто теоретический интерес, — ответил я.
Поднявшись из лаборатории, мы устроились в просторном зале с видом на сад. Корнелий велел принести хорошего вина — не разбавленного, как за завтраком, а крепкого фалернского, выдержанного не один год.