Итак, действуйте и торопите Мале! Другого такого удобного момента долго придется ждать. Т.».
– Подписано «Т.». Кто же это может быть? – спросил Анрио.
– Т.? Да Талейран, черт возьми! Вот двойной изменник! Вот что, полковник, не позволите ли предложить вам прогуляться со мной по саду? В этом письме такие важные вещи, что нам необходимо обменяться мыслями по этому поводу. Ренэ подождет нас минутку и полюбуется пока на представление.
– Идемте! – согласился Анрио, на которого все происшедшее произвело сильное впечатление.
Когда они очутились наедине под каштанами, Марсель заговорил с выражением глубокого отчаяния:
– Значит, Мале принимает участие в заговоре роялистов! Знали вы об этом, полковник?
– Я не имел никакого понятия о проектах генерала Мале. Я знал, что он раздражен на министров, которые засадили его в тюрьму, что он ненавидит императора, которому не может простить восемнадцатое брюмера, коронацию, самодержавие. Но, клянусь вам, я не знал, что он стоит во главе заговора, готового разразиться с минуты на минуту.
– И заговор с участием Талейрана, Фушэ – всех приверженцев нетерпимости, фанатизма, которые желают вернуть нам вместе с королем времена феодализма. О, негодяй! А я-то думал, что, приняв участие в заговоре Мале, буду способствовать священному делу народной свободы и подготовлю грядущую федерацию Соединенных Штатов Европы!
– Быть может, генерал Мале не подозревает, что является орудием в руках роялистов?
– Должен был заподозрить! Кто окружает его? Лафон – аббат; Бутре – недоучка-семинарист; его друзья – Полиньяки. А кого он наметил главой будущего правительства? Алексиса де Ноай и Монморанси, двух герцогов, двух неисправимых, фанатичных приверженцев старого строя. Это письмо, выпавшее из кармана кого-нибудь из гостей, рассеяло все мои иллюзии. Я спал, но теперь сразу проснулся! Я предоставляю вам, полковник, продолжать действовать совместно с Мале, я же лично отказываюсь от всякого участия.
– Но я и не собирался принимать участие в заговоре! Я заявил это генералу не далее как сегодня!
– Ах, так? Значит, сегодня вечером… сегодня ночью. Словом, вы ничего не знаете?
– Ровно ничего! Генерал не посвятил меня в положение вещей. Единственно, что он мне сказал, – это о своем намерении сегодня ночью бежать из лечебницы, где его держат под арестом.
– А он не говорил вам, что собирается делать, когда очутится на свободе?
– Нет. Я даже не представляю себе, что вы хотите сказать этим. А вы, кажется, посвящены во все детали плана генерала Мале?
– Да, я посвящен. Но для вас, полковник, будет лучше остаться в неведении. Значит, вы не хотите больше служить роялистам и содействовать возрождению во Франции прежней абсолютной монархии?
– Нет! Кроме того, в настоящий момент, когда Наполеону приходится сражаться за Францию под стенами Москвы, я не хотел бы предпринимать что-либо против него!
– Это вполне ваше дело. Но послушайте меня: не мешайтесь в предприятие Мале. А теперь пойдем к Ренэ, которая, должно быть, уже заждалась нас. Выкинем Мале из головы – пусть он составляет свой заговор вместе со своим попом, пусть на свою голову призывает Бурбонов! Пойдемте, полковник! Ни вы, ни я не должны стать игрушкой в руках таких негодяев, которые сделали из Мале паяца, не сознающего, что его дергают за веревочку подлецы роялисты!
И возмущенный, рассерженный, стараясь подавить раздражение, Марсель потащил Анрио в кафе.
Когда они вошли туда, то заметили какое-то волнение. Слышались крики, шум, ссоры. Посетители, частью повскакав со своих мест, заслоняли маленькую сцену, с которой доносились крики и проклятия.
Марсель сказал несколько слов Ренэ, и она сейчас же встала.
– Простите нас, – сказал Марсель, протягивая руку Анрио, – нам нужно уходить. То, что я только что узнал, заставляет меня немедленно сообщить генералу Мале, что он ни в коем случае не может рассчитывать на меня.
– Можете передать то же и от моего имени, хоть я и не связывал себя никакими обещаниями, – произнес Анрио.
– Я просто скажу, что видел вас, он уже сам догадается. Да сожгите эту бумажонку, которая может бесполезно скомпрометировать вас, если потеряется еще раз.
– Как вы осторожны!
– Это потому, что я уже давно участвую в заговорах, – улыбаясь ответил Марсель. – Но теперь с этим надолго покончено. Ренэ недавно узнала, что ее приемный отец умер, оставив ей в наследство хорошенькое имение в департаменте Майени. Она собиралась отправиться туда одна, чтобы получить наследство. Но теперь мы едем вместе. И в ожидании, пока пробьет час освобождения народов и сгладятся все искусственные разделения и границы, мы будем сажать капусту и собирать яблоки. Правда, Ренэ?
– О, как я буду счастлива! – воскликнула Ренэ, та самая, которая в войсках республики получила прозвище Красавчика Сержанта, в, воскликнув это, расцеловала Марселя, уверенная, что это пройдет незамеченным среди все возраставшего вокруг них шума.
Ссора перешла в драку. Через зал полетели табуретки и стаканы. Крики усилились, и Марсель услыхал, как буфетчица приказала подручному:
– Позови поскорее полицию!
– Скорей, скорей отсюда! – поспешно сказал Марсель жене. – Тут может произойти здоровая свалка, а в моем положении нельзя дать задержать себя из-за кабацкой ссоры. Еще потащут свидетелем, а мне необходимо предупредить генерала об отказе от соучастия. До свидания, полковник!
С этими словами Марсель вышел под руку с Ренэ из кафе «Мон Сен-Бернар», где тем временем шум все увеличивался, стянув всех посетителей к сцене.
Желая узнать, в чем дело, Анрио тоже подошел и вдруг вскрикнул:
– Господи, да это ла Виолетт!
Он заметил бывшего тамбурмажора среди большой толпы, которая старалась вырвать из его рук почти задушенного им человека. Да, это был он, тамбурмажор гренадер, его наставник в армии Рейна и Мозеля, его спаситель в Данциге, преданный управляющий герцогини Лефевр. Но что произошло с ним здесь?
Узнав голос Анрио, ла Виолетт отпустил человека, которого душил за горло, и сделал шаг вперед, чтобы подойти к своему ученику. Ведь он не видел его с того дня, когда в замке Комбо внезапно не состоялась свадьба.
Атакованный им человек, почувствовав себя на свободе, хотел удрать. Но ла Виолетт немедленно придержал его, схватив край его балахона.
Это был один из артистов фарса, который был разыгран на сцене кафе. Вид его был самый несчастный. Одна из бакенбард съехала на сторону, другая отклеилась совершенно. Шляпа была сброшена на пол, красный жилет расстегнут. Во время борьбы с ла Виолеттом его парик съехал набок. Он весь дрожал, и даже под гримом его лицо поражало бледностью.
Теперь, без парика, без бакенбард, он являлся в своем естественном виде, и всем присутствующим, равно как и Анрио, невольно бросилось в глаза поразительное сходство этого гаера с Наполеоном.
– Но ведь это император! – закричали все вокруг них.
– Да, этот негодяй позволил себе украсть у нашего императора его августейшее лицо! – воскликнул ла Виолетт с комическим негодованием. – Ну, если бы он украл только это!
– Я не красть! Я артист! Я, Самуил Баркер, английский подданный! – прорычал лже-Наполеон, стараясь избавиться от слишком тесных объятий ла Виолетта и пытаясь обрести поддержку среди зрителей.
– Ты вор! – с силой продолжал тамбурмажор. – Представьте себе, полковник, – обратился он к Анрио, как будто это был единственный человек среди всех посетителей, кому стоило давать какие бы то ни было объяснения, – представьте себе, я подобрал эту обезьяну однажды ночью в замке Комбо!
– Сядьте! Сядьте! – кричали отдаленные зрители, недовольные тем, что повскакивавшие со своих мест закрывали от них эту неожиданную сцену.