Всех усопших у нас было принято хоронить под отдельным деревом, которому передавалась еще оставшаяся магическая энергия от тела покойного. Таким образом в дереве как бы оставалась жить частичка почившего эльфа. Наша погребальная аллея располагалась вдоль берега звонкого ручья, радостной музыкой журчания сопровождавшего вечный покой ушедших из нашего мира эльфов. Скорбящие родственники могли в любое время приходить к такому дереву, беседовать со своим почившим родственником, делиться своими радостями и горестями, и это сильно утешало потерявших близкого эльфов. Теперь и я буду постоянно приходить сюда, вот к этому самому раскидистому вязу, под которым только что похоронили единственного мужчину, которого я желала назвать своим мужем…
Почти всю ночь я не смогла сомкнуть глаз. Слезы уже были выплаканы, сердце истерзано жгучей болью, и к утру, когда меньшее из двух солнц нашего мира – маленький красный шарик – уже всплыло над горизонтом, не в силах больше терпеть эту боль, я усилием воли загнала ее глубоко-глубоко внутрь себя, сжала сердце тисками и заковала его в непроницаемую железную броню. Я ощутила внутри себя холод и пустоту, которые вряд ли когда-нибудь отступят от меня. Я больше не хотела и не могла жить.
Но должна была. Потому что еще были живы те, кто лишил меня счастья, отняв любимого. И пока жив на земле хоть один дикий орк, я буду их убивать – жестоко, холодно, безжалостно. Чтобы больше никогда и никто не рыдал на груди убитого ими дорогого и любимого эльфа.
Приняв решение, я быстро собрала в мешок немного одежды и белья, оставив в шкафу все свои платья – они мне больше не понадобятся – и захватив только удобные облегающие брюки и неяркие рубашки, вплела в косу черную ленту – знак моей скорби – и незаметно выскользнула из пока еще спящего дома. Через полчаса я стучала в ворота гарнизона. Хорошо знавший меня дежурный воин тут же проводил меня к командиру гарнизона, который молча выслушал меня и принял в воинскую часть, велев своему помощнику проводить меня в женский дом.
Да, в гарнизоне уже служило шесть женщин разных возрастов, когда-то, как и я, потерявших в бою с орками своих близких и отказавшихся от всех радостей жизни ради уничтожения ненавистных врагов. Жили они в отдельном небольшом каменном доме – женской казарме, - оборудованном всем необходимым. Именно на попечение этих воительниц меня и сдал заботливо проводивший к ним воин.
Все жившие здесь эльфийки были суровы и молчаливы, что меня несказанно устраивало. Они ни о чем меня не расспрашивали – и так все было ясно. Выделили мне маленькую комнатку и оставили обживаться. Через пару часов прибежал отец, пытавшийся прорваться ко мне, чтобы отговорить от этой «глупой и бессмысленной» затеи, но его ко мне даже не пустили – приказ командира гарнизона о моем зачислении в часть был уже подписан и обжалованию не подлежал.
Один день мне дали, чтобы я смогла немного освоиться на новом месте, а со следующего уже начались регулярные тренировки. Сначала мне было невероятно тяжело - физически я была совсем неподготовленной к подобным нагрузкам. Но зато дикая усталость прогоняла постоянно ноющую в сердце боль, и я старалась выкладываться на полную катушку, без сил валясь каждый вечер на постель и тут же отключаясь. Мне некогда было рыдать, проявлять внешне страдания, а когда мне удавалось удачно поразить стрелой или метательным ножом мишень, вместо которой я всегда представляла дикого орка, в душе разливалось мрачное удовлетворение.
Со временем меня смогли научить держать свои эмоции в узде, убедив, что месть – это такое блюдо, которое гораздо лучше подавать холодным. А поскольку холод уже давно поселился в моей душе, то и ледяная месть преспокойненько смогла поселиться рядом.
Через полгода непрерывных тренировок и освоения всех возможных видов оружия меня впервые отправили в передовой дозор, под присмотром опытного товарища, естественно. И вскоре я уже на равных со всеми остальными воинами гарнизона регулярно дежурила на границе в составе одного из передовых отрядов.
Все эльфийки, служившие в нашем гарнизоне, имели постоянных или временных любовников из свободных от брачных уз воинов. Никаких обязательств подобные отношения не требовали, уважения женщины от этого не теряли, и замуж никто из них пока не собирался. Не обошла эта участь и меня. Спустя несколько месяцев после моего первого боевого крещения, когда я выстрелом из лука убила первого орка, ко мне подошел один из свободных воинов с предложением взять меня под свою опеку (со всеми вытекающими, соответственно).
Он был намного старше меня, спокойный, уравновешенный, немногословный, сильный и опытный воин, левую щеку которого пересекал шрам от нанесенного орком ранения. Видимо, удар был нанесен зачарованным оружием, потому что даже наши эльфийские лекари-маги не смогли полностью исцелить его, но истинно эльфийскую красоту этого мужчины не смогло испортить даже это «украшение».
Я обещала подумать над его предложением и вскоре, хорошенько все обдумав, согласилась. Замуж я больше не собиралась, а природа требовала удовлетворения моих уже недетских потребностей. Так Соэллин стал моим постоянным другом, с которым я могла разделить свое одиночество. Отец, естественно, рвал и метал, вызывал на «душевные» разговоры моего любовника, но тот коротко ему ответил, что Рина, мол, уже совершеннолетняя и сама разберется, что ей делать, а устав гарнизона наши отношения нисколько не нарушают. И отец вынужден был отступить, хотя продолжал еще долго недобро поглядывать на своего боевого товарища.
Так и текла моя однообразная, но вполне терпимая военная жизнь, позволяющая мне хоть как-то сдерживать рвущую меня изнутри на части боль утраты. Каждый раз, возвращаясь из дозора, я не торопилась вернуться в свою келью, а шла на траурную аллею, привычно отыскивала вяз Раэллина и сидела под ним на травке, слушая ласковое журчание струй ручья и рассказывая своему бывшему жениху о всех своих радостях и горестях, успехах и промахах и делая ножом небольшие зарубки на толстой коре могучего дерева за каждого убитого мной в бою орка. За три года таких зарубок набралась уже почти сотня, и я уже готовилась сделать большую - «юбилейную» - зарубку, когда моя стрела или метательный нож поразит сотого врага. Вот тогда я отпраздную небольшую победу – маленькую ступеньку на пути к удовлетворению своей мести.