Перед ним маячила перспектива получить роль в фильме «Dallas», однако, поскольку Старр был не прочь сняться в телевизионной мыльной опере, он подождал до 1983 года, когда Старр и Барбара — в роли богатой пары, потакающей всем своим капризам, — снялись в американском мини–сериале по роману Джудит Кранц «Princess Daisy». Их роли не требовали исключительной актерской подготовки, хотя Ринго в одной из сцен приходилось есть икру (между дублями он все же полоскал рот).
После «Princess Daisy» Барбара снималась довольно редко, так как «работа, которую мне предлагают, подразумевает, что я два–три месяца не смогу видеться с семьей». Однако после разговора Барбары с Хэрри Нильссоном в одном аскотском пабе — а оба были уже весьма нетрезвы — немедленно поползли слухи о том, что Ринго собирается финансировать фильм под названием «Road to Australia» («Дорога в Австралию»), сценарий к которому написал Роберт Панама, автор многих комедий сороковых годов о Бинге Кросби, Бобе Хоупе и Дороти Ламур. Ринго тяготел к роли Хоупа, тогда как Барбара проявила интерес к Ламур.
Она любила повторять: «Мы всегда хотели, чтобы наша совместная работа стала естественным продолжением брака», однако с началом восьмидесятых их отношения превратились почти в открытую вражду. Для нее было проще соглашаться с ним, чем идти против него, но их столкновение недалеко от «Tramp» все же не было единичным случаем — бурные ссоры и перебранки происходили между ними не так уж редко. После этого в светских хрониках сразу же появлялись подленькие статейки, в которых говорилось, что сказка Старра лопнула как мыльный пузырь. Были, однако, более весомые причины для беспокойства, что когда–нибудь один из них из чистой бравады предпримет попытку самоубийства. Дома же Ричард и Барбара «сидели часами друг напротив друга и говорили о том, что нам дальше делать, — конечно же, я нажирался как свинья, до состояния, когда не мог даже двигаться. В результате так ничего и не происходило».
Ринго никогда не строил долгосрочных планов. Да и мог ли? Все равно его брак, а может, и жизнь, могли спасти только новые люди и способы развлечься; он отчаянно метался в их поисках. Однако, как признавался и сам Ринго, всех его друзей, начиная с Хэрри Нильссона и заканчивая Элизабет Тэйлор, объединяла безудержная страсть к выпивке:
«Если ты вел «правильный» образ жизни, в моем доме тебе не было места. В результате я даже не мог подписать контракт ни с одной фирмой».
После новогоднего концерта в Fulham Grayhound — что было для них пределом мечтаний — в 1981 году группа «The Next» прекратила свое существование. Из обломков этой команды родилась новая — «Monopacific». Зак Старки признавался:
«Я в таком же бедственном материальном положении, как и вся остальная группа».
Бедный мальчик, его папаша–миллионер подарил ему на Рождество лишь тарелку. Когда появилась возможность забронировать «Startling Studios», «Monopacific» воевали со своей аппаратурой в комнате для гостей поместья Tittenhurst; если Зак оставался со своей матерью, «…я всегда добирался домой на поезде, как и все мои музыканты».
Это была непростая жизнь, но, в отличие от Джулиана Леннона и других своих знакомых, о которых он мог бы упомянуть, Зак предпочитал проводить вечера с друзьями в старомодных пивных Аскота, потому что «даже если ко мне придет успех, я не хочу жить так, как мой папаша. Меня от этого всего воротит. Я гораздо больше хочу, чтобы меня уважали как барабанщика группы — а на миллионы фунтов мне наплевать».
Легкость, с которой завсегдатай ночных клубов Джулиан Леннон заполучил свой первый контракт с фирмой звукозаписи, была очередным вопиющим примером того, как перед знаменитой фамилией открываются все двери; Зак вызывает уважение тем, что пытается зарабатывать на жизнь своими силами и не валяется в ногах у тех продюсеров, которые «разговаривают со мной только из–за того, что я — сын моего отца». Тем не менее благодаря Кейту Муну, чья фотография украшала стену одной из комнат Tittenhurst, у «Monopacific» появился менеджер в лице личного помощника ушедшего в мир иной хулигана, а также почти отеческую опеку со стороны Джона Энтуистла, Роджера Долтри и Пита Тауншенда. Последний считал манеру игры Зака «наиболее ярким воплощением стиля Кейта Муна», хотя и признавал, что «к; счастью, у Зака есть свой собственный стиль, однако многие просто–таки на уши вставали, когда слышали его взрывные соло, и восклицали: «Господи, это он!» На самом–то деле Зак так и не расстался с «приемчиками» Муна; на нескольких концертах «Monopacific», незадолго до того, как «The Next» ушла в небытие, Зак выдал чисто муновский бэкбит, которого покойный барабанщик «The Who» только и мог от него ожидать.