— И что с того? — спросил я, решив не оспаривать его слова.
— Где ты был?
— Не твое дело, Райт, — отрезал я.
— Значит, считаешь, что тебе все можно, да? — сказал он бесцветным голосом.
— О чем ты?
— Продолжаешь творить темные делишки?
Я фыркнул.
— А ты что, боишься за честь факультета? Будешь наставлять меня на путь истинный? Так ты лучше за собой смотри, из-за тебя Слизерин теряет кучу баллов. Хотя лично мне наплевать на это.
Он абсолютно не смутился. Стоял и смотрел на меня все с тем же каменным выражением лица.
— Мне тоже все равно, — сказал он, а потом задал совершенно неожиданный вопрос: — А кого из преподавателей ты ненавидишь больше всех?
От удивления я приподнял брови.
— Никого. Преподаватели как преподаватели. Куппер, конечно, та еще сволочь, но не настолько, чтобы ее ненавидеть.
— Ясно.
Райт замолчал, но не сдвинулся с места. Меня он сейчас изрядно раздражал. Я уже мог бы спать сейчас вместо того, чтобы отвечать на эти глупые и бесполезные вопросы.
— Если тебе больше нечего сказать, то закончим на этом разговор, я хочу спать, — проворчал я, исподлобья глядя на него.
— Так ты мне не скажешь, где ты был прошлой ночью?
— В лазарете, — соврал я. — Как видишь, я не слишком здоров.
— Вижу, — отозвался он, похоже, не восприняв саркастичный тон. — Хорошо, — он развернулся и ушел к своей кровати, а я не стал его останавливать.
Наконец-то я лег и уснул через минуту после того, как голова коснулась подушки.
* * *
Следующая неделя прошла в рутинных заботах. Посвятив слишком много времени затее с зельем, я немного отстал в учебе. Недосыпание сказалось на магической силе, что еще больше усугубило мои проблемы с занятиями. Грейнджер заявила, что мешать зелье все время будет только сама, и посоветовала больше внимания уделить занятиям, видимо, для убедительности своих слов задав всем студентам, и мне в их числе, написать огромное эссе на тему анимагии. Вместе с Алексом и Амелией, которая уже стала практически неотъемлемой частью нашей компании, мы просиживали все вечера в библиотеке. Так что за все семь дней мне не удалось увидеться с Гермионой в лаборатории. Но я видел ее на уроках трансфигурации и не мог не заметить, как она вымотана. Несмотря на то, что я злился на нее за нежелание принимать мою помощь, мне было не по себе при виде ее уставших глаз. Несколько раз мы обменялись записками. Грейнджер рассказывала, что все идет по плану, и отказывалась от моих предложений хотя бы раз в сутки мешать зелье вместо нее, а я предлагал свою помощь и вскользь интересовался ее самочувствием. Но все это было бесполезно.
Райт меня больше не беспокоил, он вообще не проронил ни слова за всю неделю. Но вел себя все страннее. Он стал появляться в библиотеке, но никогда я не замечал у него в руках книгу. По ночам он иногда кричал во сне, а потом, когда просыпался, подолгу бормотал что-то себе под нос. А еще он писал письма или просто делал записи, а потом сразу же сжигал их. Но я старался поменьше обращать на него свое внимание, сконцентрировавшись на собственных проблемах и задачах.
В воскресенье утром Грейнджер прислала мне более интересную записку.
Малфой!
Сегодня в девять вечера в предпоследний раз нужно будет помешать зелье. В два часа ночи можно продолжать приготовление. Директор Макгонагалл разрешила тебе быть этой ночью в лаборатории, так что минут за пятнадцать до начала отбоя жду тебя там.
Г . Г .
Ей можно было и не напоминать мне о том, что сегодня ночью нужно будет доваривать зелье. Я прекрасно помнил об этом и ужасно нервничал. Пытаясь хоть как-то расслабиться, я проспал полдня, почитал несколько часов книгу, а потом отправился к Помфри за очередной порцией обезболивающего. Вечером, не в силах больше ждать, я отправился к Грейнджер гораздо раньше оговоренного времени.
Однако меня ждало небольшое разочарование — дверь была заперта. Попав в помещение так же, как и в прошлый раз, я, разумеется, не стал прятаться, а переместился к письменному столу и, взяв из шкафа первую попавшуюся книгу, принялся читать. Она оказалась весьма интересной и, к моему удивлению — учитывая то, что она хранилась в шкафу лаборатории, — художественной. И явно магловской. Повествование в ней велось от имени какого-то парня, которого выгнали из школы, потому что тот явно не блистал знаниями, да к тому же вел себя явно вразрез с общепринятыми нормами. Однако он постоянно изрекал философские фразы и много времени проводил за рассуждениями о жизни, предназначении человека и взаимоотношениях. Я зачитался.