Что впереди ждет? В ответ мне — молчание.
Я лежал и тупо пялился в потолок. Мысли застыли, думать просто не хотелось. Мне вообще ничего больше не хотелось.
Кто-то подошел к моей кровати, я услышал шаги, но не удосужился даже взглянуть на пришедшего. Скоро это и так выяснится.
— Мистер Малфой, отклонений в состоянии вашего здоровья нет, так что сегодня вечером разрешу вам отправляться в свою комнату, а завтра можно смело идти на занятия, — сказала мадам Помфри. — Хватит быть таким безучастным, ничего еще не известно толком. Возьмите себя в руки.
— Хорошо, — безэмоционально отозвался я. Медсестра только вздохнула в ответ и ушла.
Прошло уже несколько дней, как я выпил чертово зелье. Я ничего не чувствовал, когда его пил, оно было безвкусным и даже ничем не пахло. Но самое страшное было в том, что не почувствовал ничего и после. Ничего не изменилось. Абсолютно ни-че-го.
Я ожидал всякого: что мне станет плохо или больно, или наоборот — боль исчезнет, или что я вообще сдохну. Но все осталось как прежде. И это был серьезный удар. Надежда, которая заняла огромное место в моем сердце, растаяла, а вместо нее осталась только пустота, больно звенящая и отдающая горьким привкусом разочарования.
Сначала я не поддавался панике, но через день после принятия зелья она полностью захватила меня. Как ни пытались Алекс и Амелия поднять мне настроение, я оставался глух к любым их словам.
Грейнджер навещала меня дважды в день, но на ее лице читалось такое смятение, что я попросил ее больше не приходить. Правда, она все равно приходила, просто теперь общалась не со мной, а с Помфри.
* * *
— Тук-тук, можно? — проговорила Дэвидсон, подходя к кровати.
— Проходи, — вяло отозвался я.
— Малфой, я не знаю, что с тобой происходит, но на тебя уже просто страшно смотреть. И Алекс ходит хмурый. У меня такое впечатление, что он что-то знает, в отличие от меня. Может, ты поделишься и со мной своими переживаниями?
— Не хочу, — ответил я. — Если тебе так интересно, спроси у Алекса. Скажи, что я разрешил все рассказать.
— Нет, — она помотала головой. — Я хочу услышать это от тебя. Выговорись, тебе станет легче.
— Легче?! Да что ты понимаешь? — повысил я голос.
— Ничего не понимаю. Потому и прошу объяснить.
— Ну хорошо, раз ты так хочешь — слушай…
И я рассказал ей обо всем. О том, как я получил травму и каким адом были для меня первые полгода после этого, как я жил три года под домашним арестом и не представлял, что же будет дальше, о том, как попал в Хогвартс, и как Грейнджер предложила мне побыть ее подопытным кроликом, о том, как мы расшифровывали рецепт, искали ингредиенты и готовили это чертово зелье, о том, как я свыкся с мыслью, что оно может мне помочь, что когда я его все-таки выпил, не произошло ничего, и о том, какую пустоту и обиду на себя и на весь мир я сейчас ощущал. Я говорил не меньше часа, и все это время Дэвидсон терпеливо слушала меня, ни разу не перебив. Она только смотрела на меня неотрывно своими зелеными глазами, и в них я, кажется, временами видел боль и сочувствие. А может, я просто хотел это видеть.
Мне и правда стало легче, когда закончился мой рассказ. Проговаривая все вслух, я раскладывал все свои мысли по полочкам. Умолчал только об одном — о своем неоднозначном и противоречивом отношении к Грейнджер. Но я не был готов ни с кем делиться этим, тем более что сейчас все стало еще сложнее.
— Не знаю, что и сказать, Драко, — опустив глаза, проговорила Амелия, когда я закончил свой длинный рассказ. — Нужно, наверное, просто искать выход дальше, волшебство на многое способно. В конце концов, есть еще темная магия, которая, я уверена, может помочь. От тебя отвернулись, а значит, ты вправе спасать себя так, как считаешь нужным. Кроме того, у тебя есть друзья, которые поддержат.
— Я не готов пока принять вашу жалость, — сказал я.
— Я говорила о поддержке, а не о жалости. Жалость отвратительна по своей природе.
— Ладно, я понял. Мне надо побыть одному, ты не могла бы меня оставить?
— Хорошо, — моментально согласилась Амелия, поднимаясь. — Будь сильным, — она дотронулась до моей руки, немного сжала ее на прощанье и ушла.
Этот простой дружеский жест был приятным, но я поймал себя на мысли, что было бы лучше, если бы другая маленькая ладошка сжала сейчас мою руку.
* * *
Как бы то ни было, после разговора с Дэвидсон я успокоился и начал приходить в себя. Мне все еще было тяжело, но с этим можно было мириться.
Ближе к вечеру ко мне пришла Грейнджер.
— Я слышала от мадам Помфри, что она готова отпустить тебя отсюда, — начала она.