Открыв ящик своей тумбочки, чтобы сложить в него лежащие сверху книги, я на мгновение застыл. Там лежали два флакона с зельем. И все бы ничего, если бы не тот факт, что Тинки уничтожил все мои запасы зелий, какие только смог найти, и мадам Помфри категорически запретила без ее ведома приносить мне даже самые безобидные настойки.
На этих флаконах были наклеены маленькие ярлычки с надписью «обезболивающее зелье». Я недоверчиво уставился на них. В том, что эти флаконы были не мои, я не сомневался ни секунды. Но кто и, главное, зачем принес их и положил ко мне в ящик, было загадкой. Открывать их могло быть опасной затеей, так что я закрыл ящик, так и не переложив туда книги, и позвал Тинки.
— Хозяину Драко что-то нужно? — спросил он, как только появился.
— Да, ответь мне на вопрос. Ты приносил сюда вот эти зелья? — я аккуратно открыл ящик и указал эльфу на два флакона.
Он отрицательно помотал головой.
— Тинки ничего не приносил, только забирал все зелья, которые у молодого хозяина оставались. Это было еще тогда, когда хозяин сильно заболел и не просыпался, — он утер слезу и шмыгнул носом.
— Спокойно, со мной все в порядке, помнишь? — попытался утешить его я.
Тинки кивнул, еще раз шмыгнув носом.
— Эти зелья нужно унести? — спросил он.
— Нет. Завтра я сам их отнесу мисс Гермионе, потому что я не знаю, что это за зелья.
— Тинки все понял.
— Сегодня ты ночуешь в этой комнате, — сказал я. — Сиди и смотри в оба, понял?
Эльф снова кивнул и посмотрел на меня своими большими глазами, в которых отчетливо читался испуг.
— Хозяину грозит опасность?
— Возможно, но с твоей помощью мы постараемся ее избежать. Хорошо?
— Хорошо, — эхом отозвался эльф и сел около кровати. — Тинки будет здесь.
Дверь открылась, и на пороге показался слегка всклокоченный Райт. Что-то в его внешнем виде было непривычным, только я не мог понять, что именно. Он на миг замер в дверях, стиснув дверную ручку, но уже через секунду, смерив меня пристальным взглядом, тихо закрыл дверь и, не сказав ни слова, пошел к своей кровати. Спустя пять минут он улегся и, вроде бы, сразу уснул. По крайней мере, из его угла не раздавалось ни звука.
Убедившись, что вокруг все тихо и спокойно, я тоже лег. Уснуть не получалось, мысли роем вились в голове, не давая расслабиться. Столько всего случилось в последнее время. Хотя почему в последнее? У меня вся жизнь была сплошным приключением, забегом с препятствиями, только сил на то, чтобы перепрыгивать все встречающиеся барьеры, становилось все меньше и меньше.
Все было запутано и непонятно, а хотелось ясности, определенности и уверенности в завтрашнем дне. Одно только стало мне сегодня кристально понятно — рядом с Гермионой мне было так… естественно, так правильно, хорошо и спокойно, как ни с кем другим. Я ревновал ее к Грину, мне хотелось, чтобы она свое внимание обращала на меня, а не на него. Я был бы рад, даже если она бы она кричала и злилась на меня, лишь бы не равнодушие. Наверное, это и была настоящая любовь, если, конечно, мое сердце вообще было способно на такое чувство.
Про Амелию я не мог сказать ничего подобного. Она была моим другом, да, но я не испытывал к ней и десятой части тех эмоций, что я чувствовал к Гермионе. А это значило, что нужно честно сказать Амелии, что у нас с ней никогда и ничего не будет. Мы бы мучили друг друга и себя, но вряд ли бы стали хоть на каплю счастливее. Этот непростой разговор не стоило откладывать в долгий ящик, как что я собирался завтра же все с ней обсудить. Приняв это решение, я почувствовал такое облегчение, будто камень упал с плеч.
Глава 26: Статуэтка
Ты кажешься мне хрупкой, невесомой,
Я от любого зла хочу тебя укрыть.
Тревогой беспричинной я ведомый,
Спешу скорей к тебе. Душа кричит навзрыд,
Что каждая секунда словно вечность,
Что я могу сейчас к тебе и не успеть,
Что так коварна жизни быстротечность,
Что ты идешь туда, где можешь умереть.
Но это просто сон, и я, проснувшись,
Вздыхаю шумно и все мысли об одном:
Обнять тебя и, губ твоих коснувшись,
Забыть про зло и жить одним твоим добром.
Не знаю точно когда, но я все-таки смог уснуть, и проснулся, когда настало время завтрака. Тинки сообщил мне, что никто не приходил в комнату и ничего особенного не происходило, только Райт поднялся еще в седьмом часу и ушел в неизвестном направлении.