— Грейнджер, тебя смутило только это? Важны факты, вот на что надо смотреть! — отпираться было бессмысленно, так что я решил делать акцент на правильные выводы.
— Как ты мог подслушивать?! Не думала, что ты нынешний будешь вытворять такие фокусы!
— Это вышло случайно! — повысил я голос.
— Случайно? Ты ведь должен был в это время прийти ко мне, а сам сидел под дверью и слушал чужой разговор? А как же нелегкий разговор с каким-то загадочным человеком? Это тоже выдумка? — негодовала она.
— Нет, конечно, нет! Я… я говорил с Амелией Дэвидсон, у нас… в общем, это неважно. А потом пришел к тебе, но ты говорила с Грином. Что мне было делать?
— Постучаться и зайти — вот что! Назначил встречу мне, сам пошел разговаривать со своей девушкой, а потом еще и подслушал чужой разговор! Это подло. Ты меня очень разочаровал!
Последняя фраза ударила больнее всего. Я скривился, не сумев удержать нейтральное выражение лица. Но было еще кое-то, что царапнуло сознание.
— Она — не моя девушка. Почему ты ее так называешь? — спросил я громко.
— Да мне все равно! — вспылила Гермиона.
— Все равно?! Да? А мне — нет! И вообще, чтоб ты знала… — я запнулся, в легких напрочь закончился воздух, и горло перехватило.
— Что я должна знать, Малфой? — с горечью спросила она. — Что ты поступаешь нечестно? Может, есть еще что-то, о чем я должна услышать? История с Куппер? Может быть, Питер прав? Или, может, ты не только подслушиваешь, но и еще, например, читаешь чужие письма?
Меня охватила паника, и я застыл. Да, я читал ее письмо, и сейчас горечь и злость не способствовали замалчиванию этой информации, я плохо соображал, потому выпалил:
— Да! Так и знай, я действительно читал чужие письма. Однажды я видел письмо матери Хэролда Райта, а недавно случайно я прочитал письмо Грина, адресованное тебе! Да, я в этом могу без проблем признаться! Я не чувствую себя виноватым, не нужно было тебе разбрасываться такими важными бумагами. Это, кстати, и к Райту относилось, он тоже свои письма бросил на полу в коридоре! Но это все, в чем я могу признаться! Как ты можешь хотя бы допустить, что я виноват в инциденте с Куппер? Я разве похож на полнейшего идиота?! Гермиона, я хочу доучиться в этом проклятом Хогвартсе! Я терпел все нападки, я старался и учился, как проклятый, я мирился с выходками Куппер, и все ради того, чтобы закончить этот учебный год, будь он неладен! А еще мне было ужасно интересно общаться с тобой, и я думал, что кто-кто, но ты видишь меня настоящим! Я показал тебе такую свою сторону, о которой никто не знает, даже моя мать! И как ты смеешь говорить, что я мог так навредить человеку? Не настолько я плохой человек, я думал, ты знаешь об этом! — я окончательно выдохся и замолчал.
— В том и дело, что я знаю, что ты не плохой. Оттого еще больнее слышать от тебя, что ты способен с легкостью прочитать чужие письма и подслушать разговор, да еще и ни капли не раскаиваться в этом! А потом еще и обвинить другого человека непонятно в чем! — сказала Гермиона с горечью.
— Ах, я обвиняю незаслуженно? Ну хорошо! Когда он придет ко мне в комнату и найдет там что-то, что сам и подкинул, и меня с позором выпрут из школы, знай, только ты будешь в этом виновата! Поняла? — я направил палочку на кресло и как можно скорее направился к выходу.
— Малфой, ты сейчас очень неправ! Вернись, чтобы мы могли поговорить, как нормальные люди!
Уже у двери я приземлил кресло на пол и, не оборачиваясь, прошипел:
— Поговорили уже!
— Не разочаровывай меня еще больше, — сказала она.
— Мне больше нечего тебе сказать! — крикнул я и выбрался за дверь, захлопнув ее с таким грохотом, что, кажется, даже каменные стены замка задрожали.
Добравшись до того самого закутка, где я дожидался ухода Грина часом ранее, я остановился, чтобы перевести дух. В голове гудело, тонкой паутинкой от одного виска к другому вилась и пульсировала острая боль, дыхание сбилось. Я был в таком отчаянии, что хотелось завыть. Закрыв лицо руками, я начал глубоко дышать. Это помогло хоть немного прийти в себя.
Все обернулось против меня. Не знаю, я ли в очередной раз наделал глупостей, или Гермиона была неправа, но я ужасно злился на нас обоих. На себя за то, что наговорил ей много лишнего, а на нее — потому что она сказала, что разочаровалась во мне. Это были те слова, которые я, наверное, меньше всего хотел услышать от нее. Она — та, кто верила в меня, спасала, помогала, терпела мои выходки, не затаивая зла и ненависти. А теперь мне казалось, что весь тот хрупкий мост, который выстроился за последние полгода, разрушился, разлетелся на мелкие осколки, и склеить его обратно уже невозможно. По крайней мере, именно так я искренне сейчас считал.