Я лег на подушку и закрыл глаза, решив, что чем больше времени я просплю, тем скорее наступит завтрашний день, и я, наконец, скажу Гермионе все, что должен был сказать еще на Рождество.
* * *
Только раз Помфри меня разбудила вечером, чтобы я выпил порцию неприятных на вкус и запах зелий, а потом я снова уснул, и даже сны в эту ночь мне не снились.
Утро принесло с собой нервную дрожь в преддверии разговора с Гермионой. Но разбудил меня другой женский голос.
— Мадам Помфри сказала, что я могу тебя навестить, — тихо и неуверенно проговорила Амелия. Она плохо выглядела: глаза покраснели, нос немного распух, на щеках виднелся нездоровый румянец.
— Я в норме, — сонно заверил я, щурясь от яркого света. — Как ты? Что там с Алексом?
— Он будет в порядке. Колдомедики сказали, что через неделю-две он полностью восстановится. А со мной ничего вчера не случилось, благодаря Алексу. Только синяк на плече.
— Но это же замечательная новость, — я оживился и сел.
— Конечно, — Амелия шмыгнула носом.
— Чего ты? — удивился я. — Все же наладится.
— Да, но, — она всхлипнула, — Алекс же ужасно боится огня, а он взял и закрыл меня от пламени, зная, что пострадает. Как так?
— Думаю, ответ ты и сама знаешь. Цени это. Он смог справиться со своим страхом ради тебя.
— Я не заслуживаю этого, — заплакала она, сжав пальцы в кулаки.
— Глупости, — я ободряюще сжал ее руку на мгновение. — И Алекс, я уверен, видит тебя в особом свете и, как никто другой, знает, чего ты достойна.
— Он хороший, — кивнула Амелия, вытирая слезы.
— И ты тоже, — чуть улыбнулся я. — Иди к нему, если Помфри разрешает. Для Алекса твоя поддержка будет лучшим лекарством.
— Да, ты прав. Наверное, так будет лучше всего. Удачи тебе, — она посмотрела мне в глаза и, вздохнув, бесшумно вышла за дверь.
А спустя полчаса дверь распахнулась снова, и мое сердце заколотилось, как сумасшедшее, потому что на пороге появилась Гермиона.
— Доброе утро, — поздоровалась она и улыбнулась. — Тебе, наверное, сейчас не помешала бы помощь Тинки, я вчера не додумалась направить его к тебе, прости.
— Я и так справляюсь. Помфри не разрешает мне выйти за пределы Больничного крыла, а по лазарету я и с одной тростью могу ходить, правда, очень медленно. Но в кресло я больше не сяду.
— Ну и правильно. Раз ты так все решил для себя, то нужно идти до конца, — она поставила стул около моей кровати и села на него.
— Да, идти до конца, — пробормотал я. — Именно это я и собираюсь делать, — я посмотрел ей в глаза. — Грейнджер, я… ты мне нравишься.
Она застыла, в ее взгляде читался испуг.
— Приятно слышать, — сказала она после паузы. — Я тоже считаю тебя хорошим человеком…
— Нет, ты не поняла, — перебил ее я, зажмурившись на мгновение. — Гермиона, я люблю тебя.
— Что? — прошептала она.
— Ты не ослышалась. Я давно должен был сказать тебе, но боялся, — по телу пробежалась дрожь, я медленно вздохнул, чтобы унять ее. — Вчера я понял, что ты должна знать.
— Ты… ты ошибаешься, — покачала головой она. — Ты испытываешь ко мне не любовь, а благодарность. Просто за последние восемь месяцев мы пережили вместе очень многое, и ты ошибочно принял признательность за более серьезное чувство.
— Нет, — глухо сказал я. — Это не так.
— Малфой, — она отвела взгляд и уставилась на свои руки, сцепленные в замок. — Спутать чувства в такой ситуации, как наша, очень просто. Я уже отдаленно похожее проходила. Послушай, я понимаю, что со мной у тебя теперь связаны определенные положительные эмоции, но это только потому, что я помогла тебе встать на ноги. Не хочу, чтобы ты заблуждался.
— Я для тебя вообще ничего не значу?
— Это не так, — на ее лице проскользнула тень печали. — Ты… Я дорожу всем тем, что мы пережили в компании друг друга. Я очень рада, что узнала, какой ты на самом деле человек. Мне очень нравится с тобой общаться, правда.
— Но?..
— Но путать привязанность и любовь не нужно.
— Я ничего не путаю. Ты знаешь, я сейчас серьезен, как никогда раньше. Я очень долго об этом размышлял. Пойми… — скороговоркой выдал я, но Гермиона меня перебила.
— Это ты пойми, что все это только мираж. Ты был одинок, ты страдал из-за своего состояния. Я помогла тебе, мы проводили много времени вместе, и потому все так обернулось и тебе показалось, что это любовь. Но это скоро пройдет.
— Бред, — прошептал я.
— Мне больше нечего добавить, — покачала она головой.
— Значит, это все, что ты можешь сказать мне в ответ? — в моем голосе, как бы я не пытался этого скрыть, слышалось столько горечи, что Гермиона поморщилась.