— Подожди! Алекс ничего не знает и… лучше не говорить ему обо всем этом. И вообще, вам надо помириться.
Амелия застыла, как каменное изваяние.
— Ты заботишься о нем гораздо больше, чем обо мне. Но только это я готова ради тебя на все, не он. Тебе нужно было только попросить, и я бы сделала для тебя все, что угодно. Убила бы ради тебя. Слышишь? А Алекс никогда не будет на такое способен. И профессор Грейнджер тоже! В мире всем на всех плевать, а мне на тебя — нет.
— Мне не все равно, что с тобой происходит. И с Алексом тоже.
— Значит, мы с ним на одном уровне в твоем рейтинге?
— Вы — мои друзья.
— Ну хорошо… Ради тебя, только ради тебя — слышишь? — я ничего не скажу ему. Но вот мириться с ним или нет — это уже мое личное дело.
— Спасибо, — тихо отозвался я.
— Зря ты так со мной. И знаешь… Я все равно тебя не забуду, — прошептала Амелия, вытерев слезы тыльной стороной руки, и выбежала из кабинета.
Дверь хлопнула, и наступила пронзительная, режущая слух тишина. Голова раскалывалась от боли. Если бы я был хоть на грамм глупее, я бы уже выпил то зелье, которое нес Гермионе для проверки. И тут до меня дошло, что она, должно быть, ждет меня сейчас в своей лаборатории, а я совершенно не спешу.
Отогнав мысли о головной боли в дальний угол сознания, я поспешил к Грейнджер. Около лаборатории я оказался только спустя пять минут.
Занеся руку, чтобы постучаться, я так и застыл с поднятым кулаком. Из лаборатории доносились два голоса. И я прекрасно узнал обоих говоривших — это были Грин и Гермиона. Я растерялся. Что мне следовало сделать: развернуться и направиться куда-то в сторону, дожидаясь, пока Грин уйдет, нагло прервать их разговор, ведь я договорился с Гермионой о встрече, или остаться на этом месте и послушать их беседу? Колебался я недолго, ровно до той секунды, как услышал свое имя, и уже без раздумий переместился вплотную к двери и, затаив дыхание, начал внимательно слушать.
— Не знаю, Питер, — говорила Гермиона. — Я понимаю, что у Малфоя довольно компрометирующее прошлое, но он изменился. Поверь мне!
— Гермиона, этот странный парень, возможно, и стал вести себя иначе, но это вполне может быть всего лишь маска, — отвечал ей Грин.
— Я достаточно неплохо разбираюсь в людях. Сейчас он искренен в своих поступках.
— Тогда почему с тобой происходит не пойми что, когда он оказывается поблизости? Упавший шкаф, пропавшее зелье, в конце концов, нападение на тебя в Косом переулке на Рождество! — голос Грина звучал очень уверенно.
— Он не имеет к этому никакого отношения. Это просто совпадения. А в Косом переулке на него тоже напали, и именно он спас меня там! — убеждала Грейнджер.
— Ну хорошо, допустим, — уступил он ей. — Хотя это могло быть заранее запланировано. Но даже если не брать во внимание этот инцидент, было много других. Даже в истории с Куппер явно что-то нечисто. Я уже тебе говорил, что почти уверен, что Сильно Дурманящую настойку в подсобке кабинета ЗоТИ разлил кто-то из семикурсников Слизерина или Когтеврана. Другие этого сделать не могли, я проверил. Больше того, Куппер досаждала Малфою больше других, так что он вполне мог пойти на это, чтобы отомстить. Ему даже не нужно было самому пачкать руки, он мог просто попросить своего домового эльфа.
— Питер, он там оказался самым здравомыслящим и, по сути, всех спас! — настаивала Гермиона.
— А вдруг это тоже было задумано заранее?
Она засмеялась наигранным смехом.
— Он же тоже пострадал там, я уверена, что это не он. Он не такой глупый, чтобы творить такие безрассудные вещи.
— Вспомни, кто он… — глухо сказал Грин.
— Это ты пойми наконец, кто он, — с горечью, как мне показалось, сказала Гермиона. — Малфой — умный, здравомыслящий, переживший очень серьезные потрясения в жизни человек. Он очень сильный. Сцепив зубы, он борется с собой, со своей травмой, чтобы жить нормальной жизнью. И я вижу, что он хочет жить честно! Да, он совершил много ошибок, и этого уже никак не исправить, но можно ведь дать ему второй шанс… Да просто разглядеть в нем не бывшего Пожирателя, а умного взрослого мужчину со своими проблемами и тревогами, со страхами и силой воли, с желанием быть полноценным!
— Ты так о нем отзываешься, что я уже начинаю думать, что он тебе небезразличен. Защищаешь его с такой пылкостью… — сказал Грин.
— А как иначе, если я знаю его хорошие стороны, а другие люди, такие прекрасные люди, как ты, например, не хотят смотреть дальше тени прошлого, маячащей за ним!
— Ладно, успокойся, — из-за двери послышался шум отодвигаемого стула. — Но не думай, что я успокоюсь, пока не проверю свои версии. Это мой долг, ты же знаешь. Нужно еще выяснить, кто и зачем украл у тебя вредящее зелье. Я все равно хочу добиться у директора МакГонагалл разрешения на осмотр комнаты Малфоя, ведь он бывает в этой лаборатории очень часто.
— Питер, зачем ты так? — тихо спросила Гермиона. — И потом, директор, скорее всего, не разрешит.
— Посмотрим, — ответил Грин. — Прошу тебя, не переживай так из-за этого человека. Ты сама не своя, когда говоришь о нем. Думаешь, я не замечаю, как ты расстраиваешься, если с ним что-то приключается? Я ведь видел, какой хмурой ты была, когда он отсутствовал в замке. А тебе так идет улыбка… Пожалуйста, улыбайся чаще, хорошо?
— Ох, Питер, ты очень хороший человек, но не все понимаешь…
— Гермиона, извини, что перебиваю, но это ты слишком добра к Малфою. Прости, мне уже, наверное, пора идти.
— Питер, ты же тоже на самом деле очень добрый, подумай сам…
Я не стал дальше слушать, ведь Грин мог в любой момент выйти. Отпрянув от двери, я направил палочку на кресло и переместился в небольшой закуток, расположенный недалеко от лаборатории. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее. Она так обо мне говорила… Она… меня… защищала! Как будто я и правда был ей дорог, как будто… Какая же она все-таки удивительная. Мои губы сами собой растянулись в улыбку, я закрыл глаза и попытался хоть немного успокоиться, ведь скоро я должен был с ней разговаривать.
Сейчас я чувствовал себя так, будто мог свернуть горы, будто мог встать с этого чертова кресла и побежать, а может быть — отрастить крылья и взлететь. И это чувство опьяняло не хуже огневиски, отдаваясь покалыванием во всем теле и легким головокружением. И даже то, что говорил обо мне Грин, не могло сейчас омрачить моего настроения.
Негромко хлопнула дверь, и послышались уверенные шаги Грина, он прошел мимо закутка, в котором я находился, к счастью, так меня и не заметив. Эти звуки немного привели меня в чувство. Я глубоко вздохнул и направился к Гермионе, мечтая не выдать ни единым жестом свою радость от того, что услышал, нагло подслушивая под дверью.
Коротко постучав, я открыл дверь. Гермиона привычно сидела за письменным столом, листая какую-то книгу. Услышав шум, она подняла голову и сразу же нахмурилась.
— Наконец-то. Где тебя носит, Малфой? Ты должен был прийти еще полчаса назад.
— Эм-м, прости, — сказал я настолько виноватым тоном, насколько смог. — Меня задержали по пути. А разговор оказался очень нелегким.
— Какой разговор? — спросила она.
— Ну, с тем человеком, который меня задержал. Я должен был сказать ему не совсем приятные слова, но понимаю, что поступил абсолютно правильно.
— Хм, ты с кем-то поссорился? — спросила она, взглянув мне в глаза.
— Нет-нет, — заверил я. — Все в порядке.
— Ладно, — кивнула она. — Так что ты хотел, раз так срочно меня искал?
— Вот, — сказал я, переместив кресло поближе к ее столу и достав из кармана мантии два флакона. — Это я нашел вчера у себя в прикроватной тумбочке. Но зелья не мои, это точно. Тинки после той истории с обезболивающими по приказу Помфри выкинул все, что нашел, и больше ничего не приносил. Клянусь тебе, я не такой идиот, чтобы повторять одни и те же ошибки по несколько раз. Да и ты сама знаешь, что у меня сейчас нет острой необходимости в болеутоляющих. Я прекрасно справляюсь и так, — скороговоркой проговорил я, вдруг испугавшись, что после беседы с Грином она все же не поверит мне на слово.
— Это очень странно, — сказала она. — Возможно, другой домовой эльф их принес и по ошибке положил в ящик твоей тумбочки?