— Ладно, — я тяжело вздохнул.
— А по поводу друзей твоих… Если ты об Алексе и мисс Дэвидсон, то, думаю, тебе нечего переживать, они — умные ребята, разберутся.
— В том и дело, что в этом случае их ум не работает.
— Чувства? — приподняла брови Гермиона.
— Именно, — кивнул я. — И там все так запуталось.
— Тогда помоги им, если не можешь быть в стороне.
— Я не знаю как. Уже пытался, но они избегают друг друга, — сказал я.
— А не лучше ли оставить все, как есть? Им, наверное, виднее, — неуверенно пожала плечами Гермиона.
— Мне кажется, что нет. Все было бы гораздо лучше, если бы они поговорили.
— Тогда устрой им встречу, — хмыкнула она. — Я обычно не приветствую такие методы, но вдруг ты действительно прав.
— Ладно, хватит об этом. Давай уже работать, — предложил я и хмуро покосился на тренажер.
— Давай, — улыбнулась Гермиона.
Она показала мне, как нужно заниматься на беговой дорожке, объяснила, какие могут возникнуть трудности и пообещала помочь, если вдруг мне станет совсем тяжело.
И после того, как я десять раз встал из кресла и сделал другие необходимые упражнения, я с помощью Гермионы оказался на беговой дорожке. Опираясь на руки, я попытался сдвинуть с места полотно. Казалось, оно было приклеено к основанию, и сдвинуть его было невозможно. Но Гермиона, предварительно предупредив, взмахнула волшебной палочкой, и лента под ногами медленно поползла. Я осторожно начал переставлять ноги. Сердце забилось как сумасшедшее. И не из-за прилагаемых усилий, хоть, возможно, это тоже давало эффект. Но главная причина — это то счастье, которое я почувствовал, когда сделал несколько шагов. Как же здорово было просто ходить. Я уже и забыл эти ощущения. Это было непередаваемо. Мне сразу же захотелось пройтись, не просто находясь на самом деле на одном месте, а хотя бы по лаборатории.
Я устал уже через минуту. Это немного омрачило мою эйфорию, но я все равно был очень рад.
— Спасибо тебе, Гермиона, — сказал я дрожащим, переполненным эмоциями голосом, когда она помогла мне сесть обратно в свое кресло. — Это… невероятное чувство. Я не думал, что когда-то еще смогу вспомнить, что значит ходить.
Она широко улыбнулась и схватила меня за руку.
— Это только начало! Вот увидишь, ты еще и бегать будешь! — кажется, она была рада не меньше меня.
— Скорее бы, — улыбнулся я в ответ и крепче стиснул ее ладонь.
Мы замерли, глядя друг другу в глаза, и я, кажется, потерял счет времени.
— Отпусти уже меня, — сказала она, опустив все-таки глаза.
“Не хочу!” — подумал я, но разжал пальцы.
— Спасибо тебе, — сказал я тихо.
— Ты уже говорил, — напомнила она.
— Я знаю. И все равно этого мало. Ты даже не представляешь, что все это для меня значит! — с чувством проговорил я.
— Для меня это тоже радость, пусть я и не могу ощутить все то же, что и ты. Но эмоции и меня захлестывают, это все очень волнующе, — жестикулируя руками, сказала Гермиона.
— Да, верно. Как же я мог забыть? Ты всегда могла понять чувства других, — улыбнулся я. Если подумать, так и было. Она была очень доброй и чувствительной к чужим проблемам, она даже меня понимала лучше других, пусть и не полностью.
— Далеко не всегда. Есть же… Впрочем, не важно, — она прошла к письменному столу и провела пальцами по столешнице. — С завтрашнего дня начинаю писать статью для “Вестника зельевара”.
— Здорово, — ответил я, немного озадаченный тем, как она резко сменила тему, так и не договорив о ком-то, кого она по ее словам не смогла понять. А я хотел бы знать, кого она имела в виду.
— Малфой, на сегодня, наверное хватит. Ты и так отлично потрудился. Так что можешь идти к себе.
Но я еще совершенно не хотел уходить! Мне так хотелось подольше побыть в ее обществе.
— Думаю, стоит еще немного позаниматься, я еще не слишком устал, — нагло соврал я, стараясь не задумываться над тем, что будет, если Гермиона согласится, а потом заметит, что на самом деле сил уже не осталось.
— Не нужно, иначе завтра будет слишком тяжело, — возразила она. — Я понимаю, что ты сейчас полон энтузиазма, но лучше все-таки сильно не спешить, чтобы не сделать хуже.
Она была права, но я все равно не хотел уходить. Мозг пытался лихорадочно придумать какую-нибудь другую причину остаться.
— Ладно, ну тогда… — я замолчал, все еще надеясь найти предлог. — Грейнджер…
— Что? — отозвалась она, посмотрев на меня.
— Не угостишь чаем? Я ужин пропустил, — несмело сказал я.
— Хорошо, конечно, — согласилась она. — Сейчас Тинки попрошу принести тебе чаю и каких-нибудь сэндвичей.
— А почему только мне? — удивился я.
— Ну… — замялась она. — И для себя я тоже чаю попрошу, а вот есть я не хочу.
— Понятно, — ответил я и переместился поближе к письменному столу.
Тинки принес все необходимое, и еще час я сосредоточенно и очень мелкими глотками пил свой черный чай, болтая с Гермионой обо всякой ерунде. Мы общались так непринужденно, что, казалось, никогда раньше у нас не было никаких конфликтов.
Когда чашка все же опустела, я был вынужден попрощаться и уйти, тем более, что скоро уже должно было наступить время отбоя. Еще раз поблагодарив Гермиону за этот удивительный вечер, я пожелал ей спокойной ночи и направился в свою комнату.
Можно ли было назвать меня счастливым в тот момент? Да, пожалуй, можно. Это был не предел мечтаний, но гораздо большее из того, на что я мог рассчитывать.
Оказавшись к своей комнате, я сразу же лег, решив, что мне необходимо выспаться и набраться сил на завтрашний день. Но сна не было. Я снова и снова прокручивал в голове события сегодняшнего вечера.
Только раз меня отвлекли от моих размышлений. Райт пришел в спальню почти перед самым отбоем, практически вломившись в дверь. Он явно был зол. Швырнув на тумбочку книгу, он лег на кровать и несколько раз врезал кулаком по подушке. А потом вытащил откуда-то листки пергамента и порвал их на мелкие клочки. Но вскоре после этого он успокоился и затих.
Я немного понаблюдал за ним и снова вернулся к своим мыслям. У меня не выходил из головы образ Гермионы и ее бездонные глаза, глядящие мне в душу. А еще я вспомнил о ее словах про Алекса и Амелию, и мне пришла в голову совершенно безумная мысль, которую я, впрочем, уже решил обязательно воплотить в жизнь.
Спал этой ночью я совсем мало, но это не помешало мне быть в хорошем настроении с утра. Одевшись, я направился в Большой Зал на завтрак, но моей задачей было сначала поймать моих друзей и кое-что им сказать.
Первой около дверей в Большой Зал мне встретилась Амелия, которая, заметив меня, хотела было развернуться в обратном направлении, но потом тяжко вздохнула и, хмуро взглянув на меня, твердой походкой продолжила идти мне навстречу.
— Привет, — поздоровался я, когда она подошла.
— Здравствуй, — она опустила взгляд.
— Сможем сегодня после занятий поговорить? — спросил я.
— Зачем? — удивилась она.
— Хочу тебе помочь.
— Чем ты мне можешь помочь? Мы уже все выяснили, кажется. Ты же… не изменил свое мнение? — она заглянула мне в глаза с надеждой.
В душе царапнуло огорчением, мне нечем было ее порадовать.
— Нет, — твердо сказал я. — Но поговорить нам есть о чем. Придешь в старый класс ЗоТИ в три часа?
— А смысл? — грустно усмехнулась она и хмыкнула.
— Пожалуйста, — попросил я. — Я уверен, что для тебя это тоже важно.
— Ладно, в три, — она пожала плечами. — Хотя я и не вижу в этом смысла, — не дожидаясь моего ответа, она направилась в Зал, и я поспешил следом за ней.
С Алексом я говорил уже на занятии по зельеварению. Слизнорт задал нам сварить сложное зелье, требующее высокой концентрации внимания, так что мы обмолвились только несколькими короткими фразами, но Алекса — что было вполне ожидаемо — не пришлось долго уговаривать на встречу в старом классе ЗоТИ, он даже не захотел узнать причину. Единственное, что он уточнил, — это время встречи, и я сказал ему, что буду ждать его без пятнадцати три.
Занятия сегодня тянулись для меня очень медленно, и только трансфигурация, которая сегодня было последним уроком, пролетела, как одно мгновение, потому что на Гермиону я мог смотреть, кажется, бесконечно долго. Только вот глазеть на нее было нельзя. Когда отведенное время занятия завершилось, я ненадолго задержался, чтобы большинство студентов вышли, и переместился к преподавательскому столу Грейнджер.