Люди, выбравшись из спальных мешков, собирались завтракать. Вчера целый день они обходили егерский участок, учитывая следы, записывая новые норы, другие сведения о животных. Вместе с егерем был наш давний знакомый зоолог. Теперь уже пора представить его читателю. Звали его Иван Петрович Макаров. За прошедшие четыре года его борода сильно поседела, но сам он за это время еще больше окреп, много ходил по лесу, ночевал в чащобе, и лес словно делился с ним своей силой. Макаров мог пройти несколько десятков километров, не чувствуя усталости.
С того самого момента, когда молодой волк Чернец ушел от него, разбив окно, будто что-то переменилось в Макарове. Он, и без того всегда очень внимательный к природе, стал еще более чутким к любым тонкостям поведения животных, к любому проявлению их отношения к человеку — враждебного или дружелюбного. Ему вдруг стало иногда казаться, что самое главное в своей жизни, в своей работе ему не удалось понять до конца, что это главное умчалось в лес вместе с удивительным волчонком. С тех пор он ни разу не встречал Чернеца, хотя не однажды видел след очень крупного, но еще молодого волка-самца и думал, что это, возможно, и есть его Чернец. Случалось, след проходил у самой лесной базы…
Умывшись в ручье, Макаров присел напротив егеря на сваленный сухой ствол березы, всматриваясь в трепетное яркое пламя костра. Напарник достал из рюкзака кружки, встал, чтобы заварить чай, и вдруг замер, глядя куда-то поверх деревьев.
— Дым, Петрович!..
— Где?
— Да вон, километрах в полутора отсюда или поменьше.
— Костер, что ли… — Макаров встал, всматриваясь.
— Да нет… Дым-то густой. Кто-то специально лапник жжет. Для дыма…
— Да… Вижу.
— Знаешь, Петрович, там же как раз барсучьи городки в сосняке…
Обоим было уже все ясно. За несколько секунд они погасили огонь, вылив на угли кипяток. Костер еще выбрасывал мутные струи пара, а люди, накинув на плечи рюкзаки и ружья, уже бежали, прыгая через канавы и валежник.
2. Удушье
Для старого Беса все это лето было каким-то особенно тревожным. Еще с июня вблизи городка стали появляться волки. Барсук-отец сразу приметил крупный след и сильный запах волчьего вожака. Что-то привлекало здесь этого волка. Он как будто приходил охотиться именно на старого Беса. Появлялся внезапно и стремительно. И барсук даже выводить семью на кормежку стал не в сумерки, как обычно, а позднее, когда волчья охота в полном разгаре, когда она увлекает вожака и стаю, и вряд ли этот волк будет так долго караулить семью скромных и тихих подземных жителей — барсуков.
Осторожному и вдумчивому Бесу смертельно надоел этот волчий вожак. Опытный барсук очень давно уже научился обманывать волков и сохранять в безопасности семью, малышей. И он выводил их из норы, несмотря на рыскающих в округе серых. Он хорошо знал привычки этих хищников, манеру и способы их охоты, однако был особенно осторожен, выводя семью на волю. И если чувствовал, что волки где-то в его угодьях, не отходил далеко от норы и не отпускал семью.
Однажды, совсем недавно, Бес даже видел этого волка, когда уходил от него в нору, пятясь задом. Он был крупным, морда его была почти черной, это заметил даже старый барсук. Стаю его Бес не видел, но понимал, что это вожак, потому что волк был не только большим, но и хитрым. Он умел так незаметно и внезапно появляться, что в этот раз Бес едва не потерял свою семью, своих дорогих барсучат. Ночь тогда была теплой и тихой. Бес и мать-барсучиха выгуливали своих четверых детенышей.
Два барсучонка занимались делом. Отец показывал им, как надо раскапывать мышиные норы, и тут же помогал отрыть в земле личинку или уснувшего на ночь жука. Старик оставался доволен занятием детенышей.
А два других малыша возились друг с другом, играя, катались по земле, шуршали желтеющей травой и опавшими листьями. И хотя эти двое создавали шум, который тревожил Беса, потому что всякий шум опасен, отец не прекращал их игру. Когда все четверо малышей были заняты, пусть даже только двое — делом, а двое — игрой, успокоение все-таки заполняло душу старого барсука.
Детеныши совали свои острые носы в почву, часто скребли лапами, суетились. Земля была теплой и мягкой.
Ночи уже дышали холодом, по утрам иней иногда серебрился на траве, но заморозки еще не успели схватить даже верхние слои.
Стояла сумрачная тишь. Только чуть шуршали палые листья под слабым ветром или потревоженные барсучатами, да нет-нет и раздавался шелест перебежек ночной полевки.