Выбрать главу

Сегодня Чернец в середине ночи, когда барсуки обычно кормятся, снова отправился к ним. Он отослал волчицу к логову, а сам бесшумно пополз через овраг. И снова все оказалось напрасным.

Уже приближаясь к барсучьему городку, Чернец почуял неладное: пахло людьми и дымом. Волк тихо подкрался к ближайшей норе, обнюхал: удушливый, едкий запах дыма, пугающий дух человека.

Чернец быстро бросился к логову, к волчице и волчатам.

Что же случилось? Где барсуки? Весь их городок сверху истоптан людьми, пропитан дымом, причиной которому — тоже люди. Чернец хорошо усвоил от старого отца, мудрого Воя, что людей, их следов, их жилищ надо сторониться. И тогда волчья жизнь будет долгой. Только тогда! В очень редких случаях, когда не было другого выхода, старый Вой водил стаю в деревни, охотился на домашний скот, — это тоже ничего не меняло. Волки опасались людей, никогда не нападали на них, старались держаться подальше.

Все это знал Чернец, который сам побывал в плену у человека. Конечно, тот человек спас его от капкана и даже кормил… Иногда зимней ночью Чернец приходил к базе зоологов, топтался около, делал круг, обходя дом, и снова уходил. Остальных людей он боялся и сторонился.

Правда, здесь, у покинутой норы, один из человеческих следов взволновал Чернеца, обладающего очень тонким чутьем и хорошей памятью, особенно на запахи. Этот след возродил в мозгу волка давние приятные воспоминания… Но следы других людей, густое дыхание гари, дыма заслонило все, и зверь быстро покинул тревожное место, потеряв до поры и Беса, и его жилище. Он, конечно, понимал, что если старый барсук жив, то наверняка переселится в другую нору. Стояла грибная пора, и даже сюда, в дальний лес, заходили люди.

На рассвете в тихую ясную погоду Вовка пришел в лес попытать грибного счастья. С ним была его верная и строгая баба Маша. Однако еще один друг и спутник появился у Вовки: уже два года мальчик растил и воспитывал эрдельтерьера.

Хотя охота еще не открылась и собак в лес брать было нежелательно, но Вовка очень жалел своего Нора, целыми днями сидящего дома, и в лес его брал. Не на охоту ведь! Тем более пес не охотничий, а служебной породы. Пусть побегает, порезвится. Молодому — интересно. Нору едва исполнилось два года. Самая веселая собачья пора!

Баба Маша все дела начинала рано. А значит, и Вовка. Еще не развеялись до конца рассветные сумерки, а они оба уже шли с корзинками между старыми соснами бора, шурша резиновыми сапогами по мхам и вереску. По лесу носился «как неприкаянный» — это слова бабы Маши — кудрявый коричневый Нор. Насидевшись взаперти, он безмерно радовался свободе, внюхивался в лесные запахи и бежал стремительно и неутомимо. На несколько минут исчезал, потом снова появлялся, чтобы игриво ткнуть Вовку мордой в грудь, отчего тот едва удерживался на ногах, и Нор тотчас снова убегал. С бабой Машей пес не заигрывал. Ее он приветствовал издали — хвостом вилял. Бабу Машу он, как и Вовка, побаивался. Солнце еще только всходило, а Вовка и бабушка уже набрали не меньше чем по полтора десятка хороших пузатых боровиков с темно-коричневым верхом толстых, прочных, широких шляпок.

И в это же самое время семья старого Беса грелась на солнышке невдалеке от своей норы. Отец-барсук после ночной кормежки очень редко, но в солнечные дни выводил малышей.

В лесу стояла светлая утренняя тишина. И вдруг совсем рядом раздался грозный и звучный звериный рев. Таким он показался барсучатам. Родители знали, что это собачий лай, и испугались не меньше детенышей.

Бес и барсучиха быстро пропустили в нору малышей, отец уходил последним, когда пес был рядом. И ужас объял Беса. Барсук увидел, что в стороне от норы, в десятке шагов, прижавшись к корням сосны, сидит один из его барсучат… Собака, мгновенно обнюхав нору и следы, тотчас обнаружила барсучонка, кинулась к нему.

Старый и смелый Бес готов был броситься на защиту, но знал, что это бесполезно, да и погибнуть самому нельзя, иначе семья останется без кормильца. Увидев незнакомого зверька, не успевшего удрать, Нор, подвластный извечному инстинкту охоты, с восторгом победителя кинулся к нему.

Зверек сидел, тоскливо вжавшись в корни сосны спиной и в ответ на каждое движение собаки угрожающе фыркал. Это было его единственной защитой.