Выбрать главу

Долго еще сидели они вдвоем. А уголья еще дышали жаром и ярко светились в открытой печной топке.

10. Шаги над головой

Они не случайно решили затеять дело под вечер. В прошлый раз их застигли у норы на рассвете. И Васька считал, что надо менять время «охоты». Потому что если их и будут поджидать эти «соколики», то, пожалуй, на рассвете. Хотя и то — вряд ли! Кому приятно несколько суток, не уезжая домой, торчать в этой глуши? Сами-то егеря еще не охотятся. Запрет пока, не время еще, по закону-то…

Браконьеры тоже быстро сообразили, что нора покинута. Васька посмотрел и разобрался, что барсуки ушли. Новую нору нашли не сразу, но тоже довольно скоро. В лесу было еще светло, когда оба подошли к новому барсучьему городку. Сумерки ожидались примерно через час. Как раз, чтобы «дотемна выкурить и шлепнуть этих жирненьких» — так сказал Васька. Он торопливо отыскивал и затыкал отнорки и отдушины, Леша готовил хворост и лапник.

— Леш! — вдруг насторожился старший. — Слышишь, вроде идет кто-то. — Он сказал шепотом, когда напарник был рядом. Оба замерли.

В лесу стояла глубокая предвечерняя тишина. Полное безветрие делало тишину звенящей и тревожной. Долго вслушивались, но ничего подозрительного не обнаружили.

— Показалось тебе, Вась!

— Да нет… вроде… Как будто шаги были. А теперь — нету.

— А далеко?

— Почем я знаю? Вроде прошуршало где-то. А может, зверь какой?..

— Может, и зверь. А может, и они… Тоже ведь не дураки.

— Не каркай! — прошипел старший.

Они снова вслушивались, озираясь. Страх противным сосущим холодком подкрадывался, возникая в горле, под ложечкой…

— Вась! Может, уйдем, а?

— Нет, малыш! Если уйдем, грош нам цена! Тащи дрова!

…Старый Бес, мать-барсучиха, детеныши — все тревожно вслушивались в гулкие человеческие шаги. Чуткие барсуки слышали, как подрагивала земля под шагами людей.

Людям казалось, что они ступают мягко, едва слышно, а здесь, в норе, под землей, раздавался тяжелый топот.

— Погоди! — прошептал Васька. — Там, за рощей, кто-то идет!..

Теперь уже оба отчетливо слышали чьи-то торопливые шаги. Хворост был сложен у норы, но поджечь его не успели.

— Вот гады, — прошептал Васька, — сматываемся!

— Стой! — словно стеганул их по ушам резкий окрик. — Стой, буду стрелять! — Это кричал егерь. Старший узнал его голос. Но окрик не остановил их, а только прибавил страху и прыти. Оба знали, что егерь с кем-то вдвоем бежит, что он не видел их, а только слышал, как убегали. Да и стрелять не будет наверняка. Только пугает. Это-то понятно. Они ведь еще и не сбраконьерничали, только готовились пока. И сбежали. Он со зла их и пуганул…

Стремительно перемахивая через ямы и бурелом, оба мчались, но погоня слышна была где-то рядом.

— Быстро сюда! — крикнул Васька и почти кубарем скатился к воде.

Там, на озере, носом к берегу стояла лодка, которой они пользовались эти дни. Лодку быстро столкнули и торопливо стали отгребать от берега — каждый на весле.

На лес уже наползала полоса сумерек. Когда преследователи выскочили на берег, лодка была уже метрах в двадцати — вплавь не догонишь!

— Стой, буду стрелять! — снова крикнул егерь, но это не возымело никакого эффекта. Беглецы гребли. На головы их были накинуты капюшоны штормовок, и в наплывающих сумерках разглядеть их лица на расстоянии было невозможно. Да это все равно не помогло бы: и егерь, и Макаров понимали, что люди эти вряд ли знакомы им в лицо. В общем, упустили браконьеров. Немного посидели на берегу.

— Сбежали бандиты, — вздохнул Макаров, — а ты что это, Саш, стрелять-то грозился?

— Думал, испугаются.

— А мне показалось, сгоряча палить собираешься.

— Ну что ты, Петрович! Я ведь в своем уме. Они же только мелкие нарушители. Если б они в нас стреляли, тогда другое дело. А так… Чего тут поделаешь? Ничего. Упустили мы их.

— Зато барсуков спасли.

— Пока спасли, Петрович. Вишь, какие эти гады упорные, сколько выжидали?! Вишь, как им наш старый Бес понадобился! Так что могут сюда еще наладиться, снова.

— Ну что ж, Саш, тут тебе и карты в руки. Плохо, что собак нет твоих.

— Конечно, собаки были б, то им бы сбежать не удалось… Да и твои, Петрович, обе лайки еще лучше моих. Злые, здоровенные.