Да и где ей было знать, что живут на свете очень разные люди. Что есть у них и жадность, и коварство. А за прекрасную шкуру Риссы с редким рисунком, сочиненным природой, можно было получить немалые деньги, что особенно разожгло алчность жадной души. Но добрый человек был рядом и, видимо слишком хорошо зная своего помощника, не оставил без внимания момент выпуска рыси на волю… Пробежав немного в глубь леса, Рисса еще долго шла, не разбирая дороги, не соображая, куда она идет и зачем.
Потом забралась под большой и густой, жесткий куст можжевельника, с удовольствием растянулась на мягком сухом ложе, словно специально приготовленном для нее из пушистого зеленого мха, и заснула.
Заснула, потрясенная событиями последнего дня.
5. Рыжий и Белогрудый
Белая кривая молния расколола небо. Грохот был такой, что казалось, деревья рушатся и вот-вот задавят Риссу, стоит ей только остановиться, задержаться хоть чуть-чуть…
Она поспешила в логово, как только учуяла приближение грозы. Но не успела… Гроза пришла быстро. Первая в этом году весенняя гроза. Свирепая. Яркая. Бесконечно громкая. И внезапная.
Риссе казалось, что она уже не добежит до своей пещеры. Она не замечала хлесткого ветра и плотного ливня, но, когда молния сверкала особенно ярко, Рисса шарахалась под густой куст, чтобы хоть как-то прикрыться от всемогущего и неудержимого, что нависало над ее незащищенной спиной.
Все звери боятся грозы. Чувствуя ее приближение, они прячутся в норы и пещеры, под навесы деревьев и кустов.
Даже человек, знающий про грозу все, как-то неожиданно для себя испытывает необъяснимую тревогу.
В эту ночь Рисса вообще не собиралась на охоту, она плохо чувствовала себя. Во всем теле были тяжесть и ожидание. Но голод выгнал ее в ночь. Когда она — усталая, мокрая и испуганная — вползла в свой гранитный дом, гроза громыхала со всей яростью. Словно силы небесные рассвирепели оттого, что упустили Риссу, что ей удалось укрыться в пещере.
Она вытянулась на своем ложе и ощутила тупую боль в животе — сильную, тянущую, тревожную. Рисса скорчилась, застонала, сдерживая звуки. Ей казалось, она должна затаиться в пещере, чтобы ее не было слышно, чтобы про нее забыли.
Чтобы тот громыхающий огненный зверь в небе настиг кого-то другого. Не ее…
Рисса корчилась от боли, сдерживая стоны. Но вот она поняла: что-то произошло. Стало легче. Потом боль совсем прошла.
И Рисса увидела два маленьких живых комочка, двух крохотных зверьков. И неожиданно поняла, что именно их она берегла от небесных молний, именно их ей так не хватало последнее время. Они прижимались к ее теплой шерсти, и она стала гладить их шершавым своим языком. Она передвинула котят подальше от выхода, сама заслонила его своим телом, чтобы никто не мог даже увидеть маленьких рысят.
Они неуклюже толкали ее лапами в живот, тыкались мордочками. А она все лизала их, лизала, выравнивая и приглаживая их короткую шерстку, ласкала закрытые их глаза, словно от этого они могли быстрее прозреть.
А гроза не унималась. Но Рисса теперь была готова вступить в смертельную борьбу даже с ним — всесильным, сверкающим, оглушительно рычащим небесным зверем, — только бы спасти, сохранить своих малышей. Их беззащитность среди этого страшного грохота была для нее самой главной заботой во всем огромном мире. Все остальное для нее просто перестало существовать.
Весь следующий день Рисса спала. И хотя рысята все время двигались, толкали ее, они не мешали ей. Они приятно щекотали живот, тепло и движение их маленьких тел успокаивали ее, и она спала, утомленная и разрешением от бремени, и грозой прошедшей ночи, и первыми материнскими волнениями.
Когда белая майская ночь снова зажглась над соснами, Рисса привычно встала, собираясь на охоту, и вдруг поняла, что ей нельзя уходить из логова. Как же оставить их — беспомощных, маленьких, слепых… Однако голод выгнал ее. Она вышла из пещеры, медленно озираясь вокруг. Отошла на несколько шагов, потом вернулась, постояла у входа в логово, снова двинулась вниз со скалы. Когда она спустилась и пошла по лесу, ей вдруг почудился шум возле логова. Стремительно бросилась она обратно. Рысята спокойно дремали, прижавшись друг к другу, на еще не остывшем ложе. Наконец Рисса углубилась в лес. Но всю эту ночь чувствовала особую тревогу, беспокойство и вернулась с охоты намного раньше обычного. Только снова увидев своих малышей, она успокоилась и старательно вылизала их мокрым и ласковым языком.
Спустя две недели у них открылись глаза. На рассвете у одного — у которого белая опояска на груди доходила до плеча, а к полудню — и у другого. Они уже не ползали так суетливо, как прежде. И пищать стали меньше. Тот, белогрудый, первый встал на все четыре лапки… Сделал шаг в сторону выхода из пещеры. Упал. Снова встал. Рисса смотрела на эти его неловкие попытки, радовалась его настойчивости.