Леди Чийомэ посмотрела на трупы с отвращением.
— Бандиты, — сказала она, и было ясно по ее тону, что в ее случае это ужасное оскорбление.
Она посмотрела в сторону конюшни. Миэко сидела, и голова Кунико была на ее коленях. Она не плакала, но ее лицо было белым. Братишка, что был крупнее, тряс головой, а леди Чийомэ издала звук, похожий и на фырканье, и на вздох.
Глядя туда, лейтенант Масугу раскрыл и закрыл рот.
— Бедняжка… Мне жаль, — он повернулся к Чийомэ. — Она… умерла с честью.
— Да.
Что Кунико там делала? Что делала с этой длинной глефой в руках? Сражалась. И погибла.
Масугу растерянно скривился и осмотрел нас — Аимару, Эми, Тоуми и меня, стоявших там в одежде для сна.
— Кто это? — спросил он с любопытством. — Новые жрицы храма?
— Конечно, Масугу, — сказала Чийомэ-сама. — Богов нужно почитать и в такие времена.
Я моргнула. Жрицы?
Чийомэ-сама хитро сказала:
— Лейтенант Масугу, позвольте представить вам юных дев-самураев: Таругу Тоуми, Ханичи Эми и Кано Мурасаки, — было неловко слышать свой статус и имя. Я вежливо, но скованно поклонилась. Остальные сделали то же самое.
— Кано?.. — Масугу смотрел на нас так, словно пытался вспомнить, где еще нас видел. А потом вскинул брови и присвистнул. — Вот так компания! — он указал на Аимару. — А он кто? Оживший наследник Го-Дайго?
Леди Чийомэ сдержанно улыбнулась.
— Нет, лишь мальчик, — она посмотрела на Миэко, что баюкала Кунико на своих коленях, пока Братишки стояли рядом, как статуи. — Но он пригодится.
Самурай Такеды почесал макушку и осмотрел нас.
— Чийомэ-сама, — сказал он. — Мы пришли с Горы, чтобы отвести вас и ваш, эм, груз в Мочизуки. Соблаговолите ли вы вывести вас из зоны сражений?
Леди Чийомэ окинула окрестности взглядом, скользнула им по гостинице, что выглядела еще хуже, чем вчера, по нам, не готовым к пути.
— Мы уйдем, как только я переоденусь и соберу вещи, — заявила она. И пошла в свою комнату. Миэко безмолвно шла за ней, а мы принялись готовиться к пути.
* * *
Как можно быстрее мы вернулись во двор. Отряд лейтенанта Масугу прошел туда, напоминая океан черных жеребцов. Все были с красным знаменем Такеды на спинах. Кони выдыхали пар в свете утреннего солнца.
Трупы солдат Имагавы собрали в углу двора.
Перед ними на деревянной платформе было тело Кунико, завернутое в грязную белую ткань.
Это было странно. Я едва ее знала, она мне даже не нравилась. Но я скорбела из-за ее смерти.
Леди Чийомэ стояла перед стариками-хозяевами гостиницы. Она передала женщине маленький тяжелый мешочек:
— Пусть будет сказана молитва для моей женщины, — она посмотрела на выбитую дверь и добавила. — Оставшееся пусть пойдет на восстановление этого места.
Старики пробормотали обещания и благодарности, поклонились до земли.
Леди Чийомэ развернулась и скользнула в паланкин. Лейтенант Масугу протянул руку Миэко, предлагая ей ехать с ним. Но она прошла, не взглянув на его жест. Подавив потрясение, Масугу повернулся и протянул руку мне.
8
Гора
Мы быстро двигались три дня, не говоря, пока солнце не скрывалось за горами. Первые два дня мы прошли большие группы солдат с меткой Такеды, они шли сражаться туда, откуда мы только ушли. На третий день мы могли быть единственными людьми в провинции Достоинства, во всей Японии. Никого вокруг не было. Деревни казались пустыми.
Каждую ночь солдаты устраивались на ночлег среди сухих рисовых полей, на их краю. Они готовили простой ужин, а Эми, Тоуми, Аимару и я помогали потом все убирать. Мужчины начинали говорить друг с другом, с Братишками. Они вежливо общались с леди Чийомэ, и даже порой шутили над Аимару и нами, девушками.
Никто не говорил с Миэко-сан, хотя лейтенант всегда знал, где она.
Путь на лошади истощал сильнее, чем я ожидала, хоть я и была лишь пассажиром.
Я удивленно обнаружила, что я, умеющая забраться на самое высокое здание или дерево без страха, чувствовала себя на лошади неуверенно. Каждый день Масугу-сан осторожно помогал мне забраться на коня, каждое утро я старалась не вырвать пучки волос из гривы бедного животного от страха. Мне казалось, что я еду верхом на землетрясении.
Радовало немного лишь то, что Тоуми ненавидела это больше меня.
К концу долгого третьего дня Масугу помог мне слезть с его коня, и я поблагодарила его, смутившись, что не могу слезть сама. Он улыбнулся и пожал плечами.