Был ли Ки Сан кицунэ?
Я замерла, задыхаясь в темноте зимнего вечера. Нет, он безумный, но если бы он хотел нас отравить, как повар, он мог сделать это в любой момент. И, как леди Чийомэ сказала о Миэко-сан, он бы сделал это без шума.
Я бросилась к кухне. Я не могла надеяться, что повар еще не дал Чийомэ-сама и братишкам суп. Когда я ворвалась в кухню, он был там, где я и думала: сидел за столом, две миски с крышками стояли на нем, одна перед ним, другая — для меня.
— Яд! — выдохнула я.
Он уставился на меня, потом на миски. Он снял крышку и понюхал, а потом зарычал на корейском и плюнул на пол.
— Горький. Ты сказала, что он горький, Яркоглазая, — с паникой на лице он побежал в столовую, Чийомэ и Братишки обмякли за столами. Их суп пролился на пол. Подняв голову госпожи, он большими пальцами поднял ее веки.
— Чийомэ! Чийомэ, ты меня слышишь?
Она фыркнула и сказала что-то неразборчивое.
Ки Сан хрипло и с облегчением рассмеялся. Осторожно опустив ее голову на стол, он быстро проверил других. Они тоже отвечали. Ки Сан вернулся спешно на кухню, промчался мимо меня к травам.
— Горькое, — бормотал он, глядя на полочки в поисках травы, что отравила суп. — Горькое. Горькое.
Маки висели там, но они пахли сладко. Он указал на пустое место на полке.
— Фух!
— Что? — спросила я.
— Зачем травить людей этим?
— Чем?
Он развернулся, словно только что вспомнил, что я здесь, и тряхнул головой.
— Ах. Хохлатка.
— Хохлатка? — из этого корешка мама делала себе чай перед месячными. Из этого корешка он делал чай для Эми. — Она… опасна?
— Ну… — Ки Сан провел рукой по спутанным седым волосам. — Они будут сонные и вялые, потом будет сильно болеть голова, если она использовала весь запас. Особенно, у мужчин! — он начал улыбаться, но помрачнел. — Яркоглазая, скажи… Сколько ты дала Масугу?
— Д-два глотка! Клянусь!
Он вздохнул.
— Ладно. Не должно ему навредить, хотя он в плохом состоянии… — отвернувшись от меня, он начал собирать травы: остатки имбиря после настоя и супа, полынь, черный и зеленый чай и коробочку с ценным женьшенем.
Я думала о том, что мне пытался сказать Масугу, пока хохлатка не погрузила его в сон. Дымоход…
— Ки Сан! Вам нужна моя помощь в ближайшие минуты?
— Что? — он бросил травы-ян на стол. — Мне нужна помощь, чтобы дать это всем, но нет, приготовить их я могу и сам. Тебе нужно в уборную?
— В…? Нет! Нет, Масугу-сан хотел, чтобы я отправилась к дымоходу Убежища. Не знаю, зачем, но он просил об этом, пока не отключился.
— Ах, — хмыкнул Ки Сан, безумно нарезая травы. В кухне снова пахло резким имбирем и земляным женьшенем. — Может, она что-то там и искала. Умное место для скрытия чего-то.
— О, — я вспомнила, как Масугу спрашивал, не была ли я в его комнате, в день, когда первый раз пошел снег. Госпожа Чийомэ сказала, что дух-лис что-то ищет…
Я вспоминала ночь первого снега. Масугу уходил в сторону кладовой, как я подумала, постукивая свитком по плечу. Не к кладовой. Он шел к Убежищу!
— Ки Сан-сан, мне нужно успеть, пока не… — я замерла на пороге и обернулась. — Почему вы говорите, что это сделала она?
Он с горечью рассмеялся.
— Я знаю, что это сделал не я, все в Полной Луне спят. Я не поверю, что так неуклюжа может быть кумихо — дух-лис, как вы говорите. И в такую погоду снаружи вряд ли мог кто-то незаметно прийти. Хотя если это одна из девочек, что работала на моей кухне, то ей стоит напомнить пару раз, как обращаться с травами правильно!
— О, — сказала я. — Ясно, — и я поняла. Это не могла сделать Эми, как и Тоуми, точно не в этот раз. Все мы знали о маке, и если бы хотели отравить обитателей Полной Луны, то знали бы, что использовать, не хватая хохлатку со случайной полки. — Я скоро вернусь, — крикнула я, но Ки Сан уже бросил травы на сковороду с длинной ручкой, наполняя кухню их сильным ароматом.
Я, когда подросла, всегда громко заявляла, что не существует духов или демонов, что этим мама просто хочет нас запугать. Но пока я бежала от большого зал, я чувствовала присутствие кицунэ, несмотря на уверенность Ки Сана. Дух-лис прятался в тени, смеялся, покачивая кончиками девяти хвостов, угрожал и дразнил где-то рядом.
Зачем кицунэ свиток? Я думала об этом, пока ноги стучали по замерзшей земле. Там было что-то важное, что могло навредить людям. И она — Ки Сан подсказал, кого обвинять — была безумной.
Возле Убежища я подбежала к двери. Она была открыта. Эми посапывала, щека прижималась к каменному выступу, рука сжимала осколок миски. Я бы посчитала это смешным, ведь она всегда засыпала так быстро, что могла уснуть на полуслове, решив предупредить об отраве. Но я боялась, что она замерзнет зимней ночью или порежет пальцы об осколки фарфора. Я убрала осколки, с трудом оттащила ее в Убежище, где остальные лежали на полу, словно семена одуванчика, упавшие от ветра. Я закрыла дверь.