"Теперь комната будет всегда наполнена этим запахом".
Тонкие переливающиеся осколки завораживающе летают по комнате, не торопясь опускаться на пол, они сверкают, слишком резкий, немного смешанный со спиртом запах становится навязчивым, невыносимым.
Рен привычно перекинул ноги через балконные перила и не почувствовал остроты, так помогавшей всегда прогонять тоску. Пейзаж внизу был привычным и неизменным уже пять лет, Рен изучил мельчайшие детали, изгибы веток знакомых деревьев, форму лестницы в подвал с несколькими сбитыми ступеньками. Вечно гаснущий фонарь уже зажигался временами, и в его свете парили и кружились брызги зимнего дождя, похожие на осколки оставшегося в комнате флакона.
Она была в комнате. Он искал её взглядом, искал наощупь и не находил, хотя точно знал, что она там. Каждый раз отворачиваясь, он видел её где-то на краю зрения, как будто она специально пряталась за спиной, оборачивался резко, но она ускользала. Он опустился на диван и закрыл глаза. Почувствовал рядом её тепло.
"I'm your dream, make you real ; I'm your eyes when you must steal , I'm your pain when you can't feel , sad but true" .
Она сидела, задумчиво наклонив голову, листала книгу, которую он протянул ей несколькими минутами ранее.
Рывком Рен открыл глаза. В комнате было темнее, чем ему казалось, или успело стемнеть за вечность, показавшуюся мгновением.
Она не верила в его любовь - он усвоил этот урок.
"Хочешь, я нарисую тебе мечту? Ты ведь не знала, что я умею рисовать? Я и сам не знал".
Рен понимал, что не вправе распоряжаться своей или чужой жизнью и смертью, принимал это как данность и даже не жалел об этом.
Он взял из вазочки яблоко, разломил его, сжал, заставив вытекать сладкий сок.
Когда Лера заглянула, он сидел в углу гостиной на корточках, всё ещё сжимая яблоко в руке. Паркет тихонько тлел от непотушенного бычка. Она затушила ногой несостоявшийся пожар, закатила Рену звонкую пощёчину. Он посмотрел на неё слегка оторопело, поднялся на ноги, погасил ноут, забыв сохранить наработанные переводы, влез в куртку и ботинки и вырвался на тёмную улицу, полную промозглого ветра.
На лавку, где он нашёл себя полчаса спустя, присела девчонка с вульгарно накрашенными ресницами и пышной копной русых волос.
"У тебя самые прекрасные волосы на свете".
- Приятно слышать.
- А я что-то говорил?
Девочка надула губки.
- Пива хочешь? - он протянул ей наполовину выпитую бутылку.
- Не откажусь. Чего такой серьёзный?
- Экзамен завалил.
- Фигня всё это. У меня вот тоже в эту сессию одни хвосты, и чего расстраиваться, кому там коньяку на пересдачу, кому букет. Улыбнись давай.
- И чего ты ко мне пристала, - задумчиво спросил он, отхлёбывая из бутылки и передавая её девушке.
- Жалко тебя. Да и прогулка сегодня не задалась.
- Может замёрзла? Я тут живу недалеко.
Она пожала плечами.
- Вообще мне не очень холодно, но если у тебя там есть запас пива и желательно уютное кино, то буду рада приглашению.
"Думаешь, я помню всех твоих девушек? У тебя каждый день новые увлечения".
"Неправда. На сам ом деле есть только ты. Ты есть " .
Рен с размаху бросил недопитую бутылку на асфальт, сегодня ему нравились осколки. Девчонка вскрикнула.
- У меня посмотреть нечего, и пиво тоже только что кончилось.
Она фыркнула и скорчила гримасу, глядя на его удаляющуюся спину.
Письмо восьмое. "Море или мандарины?"
Рисунки отказывались рождаться, отказывались возникать в его сознании. Назло и вопреки, Рен запретил себе принимать малейшие дозы алкоголя, он хотел добиться вновь ясных картин в чистоте сознания.
Он бродил по улицам, потерянный, мерил шагами знакомые и совсем неизвестные районы города, заткнув уши плеером, продирался через глубокие сугробы зимних парков, будто где-то среди этих северных пейзажей мог найти потерянное летнее море. Тяжёлые ветви деревьев осыпали его снегом при порыве ветра. Он уселся курить на упавшее дерево, нависшее над землёй, но сейчас, казалось, лежащее на снегу. Сквозь полузабытую мелодию Алфавила ветер донёс аромат сигареты с вишнёвым ароматом. На расстоянии вытянутой руки из-под капюшона вырывались непослушно-рыжие кудри.
- Не знал, что ты куришь.
- Может, я всё ещё стараюсь быть похожим на тебя? - улыбка, тёплая и всё же зимняя.
- Как ты меня нашёл?
- Случайно. Выбрался вот погулять в парк, нашёл уединённое местечко - а оно уже занято.
- Ты искал одиночества?
- Думаю, на самом деле я искал тебя, только вот не знал об этом.
- Не уверен, что хотел видеть кого-то.
- Я вот был не уверен, что ты хотел видеть меня, поэтому не напрашивался в гости. Правда, хотел отдать тебе рисунки. Знаешь, мне всегда хотелось, чтобы меня нарисовали, поэтому я не удержался и забрал их на память.
- А потом они тебе разонравились?
- Просто решил, что это нечестно, вот так забирать, не спросив.
- Можешь оставить себе.
- Ты хорошо рисуешь.
- Портреты - не моё сильное место.
- Хотелось бы посмотреть на то, что, по твоему мнению, тебе удаётся лучше.
Они приехали к Рену вместе. Рен сидел на кровати и смотрел, как Крис завороженно перебирает его картины, наблюдал, как меняется выражение его лица, и не понимал, как так вышло, что этому бесцеремонному мальчишке он решил показывать то, что было так ему дорого и так глубоко лично. Он совсем не чувствовал, что обнажается перед ним, как было с Эрволем, когда тот смотрел на первую законченную картину. На лице Криса читалось узнавание, будто перед ним были фотокадры знакомых с детства мест. Иногда он чуть удивлённо и задумчиво переводил взгляд на стену, где видел то, чего уже много дней не удавалось разглядеть Рену. Рен опустил голову, сжал виски руками и закрыл глаза. Перед его взглядом переплетались золотистые нити, периодически превращаясь в навязчивые рыжие кудри. Он думал о том, как безжалостна эта зима, гадал, отняты ли у него рисунки на стенах, чтобы быть отданными Крису. О том, смогла ли бы она их видеть. Не прощаясь, он снова вырвался из клетки стен, придумав себе оправданием срочную необходимость купить водки и мандаринов. Когда он вернулся, его рисунки были безбожно искалечены, утыканы булавками как куклы вуду. Они заполняли стену, оставляя пробелы светлых обоев в цветочек. Рен смотрел на них в прострации, выпустив из рук пакет с мандаринами и водкой. Крис действительно видел. Как объёмная картинка, кажущаяся на первый взгляд равномерным сочетанием узоров, море оживало, и пропуски заполняли живые образы. Возвращалась яркость солнца, движение воды, шум волн и крик чаек. Рен вглядывался в знакомую картину, замершую в местах, скрытых его рисунками, пытался потерять её из виду, но она не исчезала, наполняя душу незнакомым и одновременно привычным, давно забытым и пронзительным теплом. Рен обернулся к Крису. Тот улыбался чуть робко, будто ожидая удара.
- Спасибо, - произнёс Рен тихо.