— Ого! — изумился, вошедший в комнату Никита. — Кто это тебе так спину разукрасил? Ого-го! — Изумился он еще больше, увидев последствия укусов и засосов. — Смотрю, над тобой знатно поизгалялись?!
— Дружище, да большего кайфа у меня никогда в жизни не было! Такая девчонка, такая… просто слов нет.
— Это ее очки-то?
— Ее. Да ей вчера не очков было… Никита, ты как сам-то? А я вчера карасей у тебя забыл забрать. Надеюсь, ты их прихватил?
— Я другое прихватил, — Никита положил «дипломат» на стол и щелкнул замками. — Вот! Джентльменский набор.
Взору Виктора предстали бутылка водки, две бутылки пива, три огурца, бережно завернутые в целлофан, полукольцо колбасы «Одесская» и четвертинка черного. Весь «джентльменский набор» тут же перекочевал на стол.
— Дружище, мне сегодня на вечернюю смену выходить, — вздохнул Виктор.
— Никто тебя пить и не заставляет, — Никита откупорил бутылку. — Фужеры чистые?
— Вот из этого я пил.
— Понятно, — Никита наполовину наполнил водкой подставленный Виктором фужер. — В таком случае, может, пивка?
— Пивка — в самый раз!
Виктор всегда любил одесскую колбасу с черным хлебом, и пока Никита, закусывая, хрустел огурцом, сделал три бутерброда: один — себе, два — гостю.
— Ты не поверишь, — сказал Никита, вновь наливая водку. — Позавчера, в то самое время, когда мы с тобой самогон глушили, слушали музыку и в шахматы играли, дачный кооператив на просеке выгорел к чертовой матери.
— В плане?
— Сгорели коттеджи. Все до единого. Дотла!
— Сгорели?! — округлил глаза Виктор. — Погоди, ты серьезно?
— Куда уж серьезней, — Никита шумно выдохнул и выпил. Откусив добрую половину бутерброда, сказал, жуя:
— Не успел ты к себе в Москву умотать, ко мне участковый из Поречья заявился, попросил сопроводить к месту происшествия. Я хоть и в отпуске, отказывать коллеге не стал. Пришли к месту происшествия, а там — конкретное пепелище, ни заборов деревянных, ни домов, одни лишь фундаменты обугленные. Что самое интересное — и справа, и слева от просеки лес огнем абсолютно нетронутый стоит…
— Поверить не могу!
— Можешь съездить и лично убедиться.
— Отчего сгорели?
— Пока имеются две версии. Во-первых, поджог. Но это сколько же поджигателей надо задействовать, чтобы на всей просеке дома подпалить! Во-вторых, — удар молнии, то есть, молний… Что тоже как-то мало в голове укладывается. Нет, молнии-то вечером над просекой сверкали, да мы с тобой и сами на пруду раскаты грома слышали, и чтобы под дождем не промокнуть, домой убежали. Однако дождь так и не пошел, а со слов двух сторожей, небо над ними вдруг резко почернело, загромыхало, и из появившихся туч, стали бить молнии прямо в строящиеся коттеджи. Причем, бить почти одновременно. Якобы, только что ничего беду не предвещало, а через пару минут уже все коттеджи полыхают ярким пламенем.
— И как сторожа?
— Даже и не пытались пожар тушить, испугались, удрали в лес. Согласно третьей версии, они самые поджигатели и есть. Сейчас с ними грамотные люди беседу ведут.
— А могло бы быть и так, что на земле сторожа постарались, а на небе — молнии, — сказал Виктор.
— Могло, хотя тоже маловероятно. Но самую невероятную версию я выскажу только тебе, — Никита осушил фужер и, подмигнув Виктору, сказал:
— Получается, это ты накаркал, дружище. Напророчил, так сказать.
— В плане — сбылось мое огромное желание, чтобы постройки этих буржуинов какой-нибудь хороший человек спалил до основания?
— Такое большое желание, что ты его даже на бумаге отобразил. Мне тогда даже показалось, что нарисованные дома и вправду горят.
— Точно! — у Виктора загорелись глаза. — Плесни-ка и мне водочки!
Никита взялся за бутылку, а Виктор схватил карандаш и на странице формата А 4 быстро и привычно нарисовал собственный не разобранный диван, на котором сейчас сидел Никита. Но вместо гостя изобразил Лиличку — в платье, очках и с книгой в руках.
— Судя по очкам, это твоя вчерашняя садистка, — пришел к заключению следивший за его манипуляциями Никита.
— Она самая! Я чего подумал — если нарисованные мною коттеджи, вдруг сгорели, как я того очень хотел, то эта девчонка, по моему огромному желанию должна сейчас же остаться без платья и вообще безо всего.