Пока его не было, Ирина Петровна пришла в себя. Хозяева напоили ее горячим чаем. Это были уже немолодые люди. Хозяин в пальто прямо поверх белья: так он выбежал в сени на стук машиниста. Хозяйка в стареньком халате, простоволосая, на спине тоненькая седая косичка с красной тряпицей на конце. Они подстелили ей полушубок, подложили под голову подушку в цветной ситцевой наволочке.
Когда приехала милиция, седоватый грузный лейтенант спросил сразу же, с порога, коротко и жестковато:
— Где? Кто? Как? Поточнее, время дорого.
Она рассказала откровенно. Чего ей было скрывать? Возвращалась с репетиции. Провожал инженер Ромашов.
— А куда он делся? Какой он? Во что одет? — с деловитой торопливостью поинтересовался лейтенант и бросил двум в штатском, приехавшим с ним:
— Осмотрите ближайшие улицы. Мы с товарищем справимся, — лейтенант показал в сторону машиниста.
Они и доставили ее в больницу.
Иван Николаевич весь истомился, пока откуда-то сверху спустился врач, молодой мужчина с бутафорской бородкой: она очень не шла к его розовому мальчишескому лицу. Сначала он вынул папиросу, но не закурил, только подкинул на руке зажигалку.
— Жива. И даже не порезана и не избита. Неудачно упала: затылком. Небольшое сотрясение мозга. В сознании, да. Но полежать придется… Днем вас к ней пропустят. А сейчас нет, нельзя.
Иван Николаевич вспомнил: Катя там одна. Поднимается она по утрам всегда сама. Как раз, когда они с Ириной уже выходят из дому. Если домой сейчас не придет и он, что она подумает?
Врач прав: лучше дождаться утра. Возможно, Ирина уже и заснула. Теперь ей сделали все, что нужно.
Ложиться спать уже не стал. Пристроился на своем обычном месте в кухне между столом и шкафом. Разложил перед собой книги, но не читалось.
В начале восьмого в ванную сонно прошлепала Катя. По-настоящему она просыпалась только уже за столом. Чтобы скоротать время, он приготовил ей на этот раз настоящий завтрак: творожные биточки со сметаной, сварил кофе.
В кухню Катя вошла с глянцево-розовым от умывания лицом, похлопала ресницами.
— Па, а почему ты сегодня не на работе?
Промычал дочери в ответ что-то неопределенное и только, когда она очистила тарелку с биточками и взяла в руки свою синюю чашку с кофе, сказал:
— Ты знаешь, мать-то у нас сегодня дома не ночевала. Неудачная у нее получилась генеральная. Шапку с нее сняли. Когда возвращалась, да… Нет, не избили, не поранили, но несколько дней в больнице пролежит.
По розовому Катиному лицу пошли белые пятна. Она вскочила со стула, кофе плеснулось из чашки на стол.
— Я с тобой… В школу потом. Мне надо увидеть ее, понимаешь?
Иван Николаевич успокаивающе прижал дочь к себе, потерся щекой о круглую темно-русую головку…
Врач, все тот же, с бородкой, видимо, еще не сдал дежурства, оглядел их лица и сказал грубовато:
— Так и быть, поднимитесь. Но чтобы через пять минут в палате и духу вашего не было. Вот-вот обход.
Ирина Петровна лежала в двухместной палате. На второй койке глубоко утопало в подушках испитое старушечье лицо.
Она не подняла глаз и при их появлении. Катя в отчаянии перевела взгляд на отца.
— Уснула, — вполголоса объяснила сестра и покосилась на школьную Катину форму. — Ступай-ка ты сейчас лучше в школу. Придешь после четырех. Пропустят… И она пока поспит.
Иван Николаевич решил остаться. В холле попрощались с Катей, направился было к телефону позвонить в цех, и увидел в дверях приемного покоя старого режиссера из Дома культуры.
— Ну, что там? Как? — встревоженно начал старик.
…К жене Иван Николаевич пробился уже после четырех, чуть-чуть опередив Катю. Ирина Петровна заметила его еще в дверях, он сразу понял: она ждала. Прикусила опаленные до корочки губы.
— Вот как я вас порадовала!
Торопливо отвел от ее взгляда глаза.
— Это все я… Угораздило меня с этой шапкой!
Ничего, — Ирина Петровна мятущимся движением поправила голову на подушке. Волосы на белом полотне казались совсем черными. — Ничего… Отлежусь. Говорят, все, что ни делается, все к лучшему.
Он уловил тот потайной смысл ее слов, что-то дрогнуло в груди. Иван Петрович только теперь понял, как он исстрадался в последнее время. Молча опустил ладонь на руку жены. Он не знал, не мог знать, какими словами отозвалась о себе в эту минуту Ирина Петровна. «И ты из того же мира, — произнесла она про себя, — из мира Кнуровых…»
И тут вошла Катя. Еще с порога нетерпеливо вгляделась в лицо матери большими испуганными глазами. Осторожно прикоснулась губами к щеке.