Другое дело теперь! Она опять пощупала коробочку в кармане.
Кулон стоил шестнадцать рублей с копенками. У нее осталось около четырех рублей. Она подкопит еще и купит сумочку. А то срам — некуда платка носового положить. Или сорочку с кружевами по всему подолу. И все у нее будет, как у других… Правда, еще туфли. Туфли и демисезонное пальто. Ходить в таком пальто рядом с Андреем просто невозможно. Ну, до весны еще есть время. Может быть, ей и повезет. Кажется, жизнь начала относиться к ней подобрее.
Вечером она приехала в «берлогу». Не виделись с Андреем больше трех дней. У него была какая-то сверхурочная работа. Хотелось куда-нибудь пойти, Андрей сначала никак не соглашался, ему, напротив, гораздо больше нравилось, когда они оставались вдвоем. В конце концов ей все-таки удалось уломать его, они уже оделись, и тут на крыльце послышались шаги, голос хозяйки произнес, еще там, за дверью:
— Такие порядочные молодые люди! Кто бы мог подумать?
Ритка вопросительно посмотрела на Андрея, и у нее выпал из рук шарф: по его всегда яркому лицу разлилась неестественная белизна. Он опустился на кушетку, глядя на дверь ожидающими глазами.
Вошел молодой строголицый человек в штатском, в такой же куртке, как у Андрея, и в такой же вязаной каскетке, только черного цвета. За ним еще двое, в милицейской форме. Последними вошли хозяйка «берлоги» и незнакомая женщина в суконном платке с каймой, понятые, застыли у двери.
Обыск был коротким. Потом один из работников милиции доложил тому, что был в штатском:
— Шапок не обнаружено, товарищ капитан. И вообще, ничего такого…
Ритка услышала только про шапки: шапок не обнаружено. Каких шапок?.. Ах, да! Значит, вот откуда у Андрея постоянно двадцатипятирублевки в кармане?
И тут человек в штатском сказал:
— Ну, что ж, девушка, собирайтесь и вы.
— А меня за что? — невольно вырвалось у Ритки. Звонко и искренне удивленно.
Капитан оглядел ее, и Ритка пожалела, что так сильно подмазала веки. В темных строгих глазах капитана плеснулась, как Ритке показалось, горечь.
— За легкую жизнь, — сказал он и повторил:
— За легкую жизнь, девушка…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
И тут Алексею Ивановичу опять стал сниться этот сон: наспех отрытый окоп наполняется водой, темная, она блестит, отражая багровое от всполохов артиллерийского обстрела небо. Вот он, Лешка, девятнадцатилетний боец второй роты моторизованного полка, уже почти по колено в воде. Ноги отяжелели, а голову поднять нельзя: вокруг визжит, воет, грохочет бой. Вода подступает, подбирается все выше. И тогда он, перебросив через плечо ремень автомата, хватается обеими руками за бруствер. Сырая земля с пожухлыми кустиками травы обламывается под руками, и он снова и снова плюхается в окоп. Набухшие от воды сапоги становятся все тяжелее, они прямо-таки тянут его вниз! И тут вдруг над окопом появляется круглое девичье лицо и две теплые руки крепко подхватывают Копнина. «Держись, солдат!..» — звонко приказывает девушка. С ее помощью Алексей выбирается наверх и… просыпается.
Этот сон приснился ему на фронте в ту последнюю ночь, что досталась на долю батальона перед форсированием Днестра. Очнулся от озноба: шинель сползла с плеча. Утро еще не начиналось, но холмистый противоположный берег, который им предстояло через сутки взять, уже угадывался на побелевшем небе.
В этой атаке Алексея Ивановича и ранило, и девушка-санинструктор с трудом вытянула его из студеной днестровской воды. Он еще успел разглядеть ее круглое чумазое лицо, подумал с удивлением: «А сон-то в руку!» и потерял сознание.
С той далекой поры сон нет-нет да повторится: тот же тесный окоп в вязкой глине, темная вода, чувство тяжести в ногах и безуспешная попытка выбраться. В этих снах девичьи руки не всегда помогают ему. Чаще всего он просыпается от стука собственного сердца, весь в поту. И еще в нем, этом сне, каждый раз добавляются новые подробности, применительно к той обстановке, в которой он, Алексей Иванович, оказывается к моменту сна.
Добро еще, этот сон не давал покоя в госпитале, в котором и довелось встретить окончание войны. Правда, уже не рядовым бойцом, а комиссаром. В том госпитале в Сибири долго еще все было полно войной. Напоминали о ней и собственные раны, рубцы, скрытые одеждой. Но сон продолжает сниться и доныне. И всегда нс к добру: то болезнь прихватит, то жизнь такое выкинет…