Покачав головой, я говорю себе, что меня не должны заботить его проблемы. Когда-то заботили. Я даже сидел с Таем в приемной, но я знаю, чем это закончилось. Гораздо хуже, чем то, что случилось с Блейк.
Я знаю, что Блейкли вернется домой и, что я ее не отпущу. Я повидал от Лордов плохого, но я также видел, как они заботятся о своих членах — как о гребаных королевских особах.
Я сделаю все, что нужно, и позабочусь о том, чтобы, если со мной что-то случится, Блейкли и наши будущие дети были в полной безопасности. Это лучшее, что я могу для них сделать.
Вернувшись к аппарату, я наклоняюсь, прикладываю лоб к холодному стеклу и тяжело вздыхаю.
— К черту!
Затем я выпрямляюсь, протягиваю руку и хватаюсь за заднюю часть футболки. Я срываю ее через голову, сбив при этом кепку на пол.
— О Боже!
Мимо проходит медсестра Блейк.
— Что… что Вы делаете, мистер Арчер? — в замешательстве спрашивает она. Ее взгляд падает на то, как от тяжелого дыхания напрягается мой пресс.
Не обращая на нее внимания, я обматываю футболку вокруг правой руки, сжимаю кулак и бью им по стеклу.
Она с визгом отпрыгивает назад.
— Раят!
Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а я вытаскиваю руку из автомата, разматываю футболку, стряхиваю остатки стекла, а затем натягиваю ее обратно, вместе с кепкой.
Потянувшись, я хватаю два энергетических напитка.
— Ваша рука, — подходит ко мне медсестра. — У Вас кровь.
У меня по руке из пореза течет кровь. Ничего страшного.
— Вам нужно наложить швы…
— Я в порядке, — говорю ей я. После драк у меня и не такое бывало.
— Но… — она хватает меня за руку. — У Вас там может остаться стекло.
— Тогда я его вытащу, — я выдергиваю руку из ее пальцев. — Идите и делайте то, за что Вам, блядь, платят, и помогайте тем, кто этого хочет.
Она ахает, как будто я ее оскорбил, хотя не делал ничего подобного. Это, в полном смысле слова, ее работа. Оставив ее стоять с открытым ртом, я прохожу по коридору в комнату ожидания и вижу, что Тай все еще здесь.
Вздохнув, я сажусь рядом с ним и, не говоря ни слова, протягиваю ему один из взятых из разбитого автомата напитков.
Он усмехается, но берет его. Это максимум извинений, что могут ему обломиться. Единственный человек, который когда-либо услышит от меня извинения — это моя жена. Но я понимаю, что это была не его вина. Во всем виноват я. И когда Блейк наконец-то вернется домой, я дам себе шанс придумать, как убью Мэтта за то, что он к ней прикоснулся.
— Я попросил Сару отвезти нас сюда на моей машине, — говорит он. — Так ты сможешь посмотреть на нетронутую машину Блейкли. Посмотри, не оставил ли он что-нибудь.
Я сглатываю, зная, что мне не понравится то, что я увижу там после того, что Мэтт с ней сделал. Но он прав, мне нужно посмотреть, не оставил ли он какие-нибудь улики, чтобы найти его до того, как у него появится шанс снова к ней прикоснуться.
— Спасибо.
БЛЕЙКЛИ
— Раят, — рычу я. — Я могу это сделать.
— Я знаю, что ты можешь, Блейк, — лжет он.
Если бы он думал, что я могу, тогда бы действительно мне это позволил.
Я отпихиваю от себя его руку и, когда Раят не двигается с места, сдаюсь и позволяю ему помочь мне дойти до кровати. У меня сломан нос, а не нога.
Сев на больничную койку, я вздыхаю.
— Когда я могу уйти? — спрашиваю я.
Мне кажется, что пять дней — первые три я была в отключке — это слишком для разбитого лица. Меня продолжают посылать на все эти анализы, которые каждый раз оказываются в норме.
— Они сказали, возможно завтра.
— Почему не сегодня? Я в порядке, — говорю я, выпятив разбитую нижнюю губу, в надежде, что это вызовет сочувствие.
Не вызывает.
— Если бы доктор решил, что ты можешь уйти сегодня, он бы тебе разрешил, — совершенно серьезно произносит Раят.
— Это похоже на тюрьму, — говорю я, бросаясь головой в подушку, от чего Раят смеётся. — Что смешного?
— Если говорить от лица человека, который был в тюрьме, то это совсем не похоже на тюрьму.
Я открываю рот, чтобы спросить, когда, черт возьми, его арестовали, но тут дверь открывается, и входят наши отцы. Они теперь, наверное, как лучшие гребаные друзья. Всегда вместе. Всегда здесь. Может, так было всегда, а я просто об этом не знала.
Я не разговаривала с матерью. Уверена, что отец сказал ей держаться от меня подальше после того, как Раят рассказал о пощечине. На самом деле, это было приятно и немного грустно, потому что я даже по ней не скучала.