— Твоя мать была истинной верующей. Почти до самого конца. Есть и другие, кто начал сомневаться, но нас держат порознь.
— Неужели она ни с кем здесь не дружила?
— Все, что ей было нужно, Стелла получала от Люка.
Как это похоже на мать, мрачно подумала Рэйчел. Каждый мужчина, спавший с ее матерью, становился для той смыслом существования, пока длился их роман.
— Выпусти меня, — сказала Анжела. — И я назову тебе имена людей, которые могут рассказать тебе о матери.
Соблазн оказался слишком велик.
— Ладно, — сказала она.
Анжела продолжала стоять на том же самом месте.
— Тебе нужно отпереть замок, — терпеливо пояснила она. — Мне не удастся просунуть дневник под дверь. Нужно добыть ключи.
Рэйчел оглянулась вокруг, на душе у нее скребли кошки.
— Я не знаю, где они лежат.
— В выдвижном ящике стола. Второй ящик справа. Помоги мне, Рэйчел. Ради своей матери. И ради других бедных душ, которые здесь умерли.
Ключи оказались на месте. Она легко открыла дверь и увидела, что Анжела стоит в нескольких шагах от нее, улыбаясь и держа в руках открытый дневник.
— Посмотри, — сказала она. — Здесь ответы на все вопросы.
Рэйчел бросила взгляд на открытую страницу. Строчка за строчкой бежали криво написанные слова, потоки грязных ругательств, слагавшиеся в бессмысленный, сумасшедший бред.
Она сделала один шаг назад, совсем крошечный шажок, чтобы отойти от женщины, которая грозно возвышалась над ней. Но было уже слишком поздно.
— О, не-е-ет, — прошептала Анжела, лицо которой оставалось пугающе бесстрастным. — Ты ведь одна из них, верно? Так я и знала. Тебя подослали, чтобы меня искушать. Я не позволю. Это он тебя послал. Но он мой. Люк принадлежит мне. Ты его не получишь!
Рэйчел уже повернулась, чтобы выбежать за дверь, когда Анжела набросилась на нее и повалила на пол. Сильные руки сомкнулись на ее шее, и хотя Рэйчел вцепилась в ее ладони, стараясь оторвать их от себя, она чувствовала, как воздух постепенно покидает легкие и перед глазами сгущается тьма. Анжела выкрикивала ругательства и стучала головой Рэйчел о пол.
И Рэйчел вдруг поняла, что сейчас умрет.
Глава четвертая
Старейшины снова созвали собрание; в тусклом свете камина их лица казались хмурыми и недовольными.
— Время у нас на исходе, — сказал чужак.
— Что за неуважение, — недовольно фыркнул Джордж Лендерс. Он кичился своим высоким положением и не одобрял того, что на закрытых собраниях Старейшин присутствовал рядовой член Братства. Однако Джордж был трусом. Он предпочитал, чтобы другие рисковали своей головой, в то время как он старался обезопасить себя со всех сторон.
Альфред поднял руку, и недовольный ропот стих.
— Эта женщина опасна, — сказал он. — Ее присутствие вносит разлад в наши ряды. Из-за нее нам приходится принимать спешные меры, что может привести к плачевным результатам. Нам нужно выиграть время, продумать все до мелочей. Ошибки нам не нужны. Поэтому крайне важно избавиться от нее как можно быстрей.
— Я над этим работаю, — сказал чужак, не удостоив Джорджа взглядом. — У меня все под контролем.
— Может, поделишься своими планами? — негромко спросила сидевшая рядом с ним пожилая женщина. Она спала с чужаком. Скорей всего, ответ ей прекрасно известен, подумал Альфред, презрительно скривив губы.
— Чем меньше людей знает, тем лучше. Ею займутся. И накажут.
— А как быть с Люком? — не унимался Джордж, сверля чужака пронзительным взглядом.
— Всему свое время, Старейшина, — с напускной вежливостью ответил парень. — Всему свое время.
Рэйчел очнулась в полной темноте и сразу ощутила боль. Тепло окутало ее пуховым одеялом, и она старалась не открывать глаз, чтобы избежать мерцающего света, который теплился на краю сознания. Если открыть глаза, то придется смириться с болью. Это ее пугало. А вдруг она не справится? Вдруг снова станет уязвимой? Всю жизнь она только и делала, что боролась с проклятой ранимостью.
С ранних лет она поняла, что если людям предоставить возможность, то они могут причинить боль. Поэтому она дала себе слово, что никто больше не причинит ей вреда. Никто и никогда.
И все же это случилось. Горло пылало огнем, голова гудела, а тело ломило так, будто по нему прошлось стадо слонов. Она не знала, где находится и как здесь очутилась. Но была уверена в одном — нужно бежать отсюда как можной скорей.
Она нехотя моргнула и смирилась с тем, что придется открыть глаза. В темной комнате клубился едкий дым, раздиравший ее больное горло. Она никак не могла вспомнить, где находится и что с ней случилось.
Откуда-то издали послышался звук флейты, и хотя прежде она его не слышала, понемногу к ней начала возвращаться память. Она находилась в Нью Мексико. В волшебной стране, которую лечебный центр Санта Долорес лишил всякого очарования.
Постепенно до нее дошло, что она лежит на полу, на тонкой подстилке, в темной, похожей на пещеру комнате. Где-то вдалеке играли на флейте, а вокруг нее клубился едкий дым. На ней была свободная просторная одежда, и Рэйчел поняла, что в конечном итоге Люк добился-таки своего. Она носила проклятую пижаму.
Девушка попыталась приподняться, но ее пронзила настолько сильная боль, что она со стоном уронила голову обратно на подстилку. Теперь она вспомнила Анжелу, сумасшедшую, которая пыталась ее убить, и то, как она сжимала ее горло и била головой о деревянный пол.
Дура, дура, дура, ругала она себя. И что ты получила в итоге? Тело в синяках да бред сумасшедшей. Потоки лжи. Конечно, ей хотелось думать о Люке Берделле и его последователях в самом черном цвете, но теперь, хорошенько поразмыслив, она поняла, что все эти байки о массовых убийствах выглядели слишком надуманно, как в дешевом боевике. Существовало множество способов, чтобы выманить у простодушных граждан деньги. Аферисты и проповедники успешно занимались этим промыслом на протяжении столетий. Им не было нужды пачкать руки кровью.
Рэйчел попробовала пошевелиться и чуть не вскрикнула от боли. Не очень-то приятно лежать на твердом полу, да еще эта тьма, пропитанная ароматом благовоний, вместо желанного покоя почему-то вселяла в нее страх. Даже осознание того, что она сейчас одна и может спокойно зализывать раны и потихоньку восстанавливать силы, служило слабым утешением… особенно, когда она поняла, что в комнате присутствовал кто-то еще.
Когда она медленно и очень осторожно повернула голову набок, боль в горле резко усилилась. В мглистом сумраке ей удалось увидеть Люка. Он сидел на полу, скрестив ноги; руки, повернутые ладонями вверх, спокойно лежали на коленях, глаза закрыты, на лице застыло выражение безмятежного покоя. Ни дать, ни взять — тощий милосердный Будда, да только Рэйчел не купилась на дешевый трюк. Вся эта созерцательная мишура была частью мастерски поставленного спектакля. Однако Рэйчел не годилась на роль благодарного зрителя.
— Мы не верим в существование греха, — сказал он тихим проникновенным голосом, не раскрывая глаз.
— Как удобно, — попыталась сказать она, но вместо слов из горла донесся сиплый хрип.
Он открыл глаза и ласково улыбнулся Рэйчел, вызвав в ней лишь чувство досады.
— Очень удобно, — согласился он, вложив в ее слова совершенно иной смысл. — Понятие греха имеет древние иудейско-христианские корни, его придумали с одной только целью — чтобы вызвать в человеке чувство вины и заставить его слушаться.
Он повернул ладони вниз и вытянул вперед длинные ноги.
— Я не требую строгого послушания от своих последователей. И это к лучшему, потому что мне никогда не добиться послушания с твоей стороны. Да, я знаю, что ты не входишь в их число, — добавил он, видя, что она хочет что-то сказать. — Пока не входишь.
Услышав его слова, Рэйчел села и попыталась заговорить, но горло сдавила ужасная боль, и в итоге она чуть не расплакалась. Люк продолжал неподвижно сидеть, наблюдая за девушкой.
— Мы не верим в то, что человек по натуре грешен. В его характере могут быть отрицательные черты, изъяны, которые мы стараемся исправить. Но если это невозможно, мы принимаем человека таким, каким он есть. Ты уже знаешь, что гордыня — один из твоих главных недостатков. Ты не сомневалась в том, что тебе удастся справиться с Анжелой, что ты права, а опекуны ошибаются.