И здесь выносили наказания.
Ривера привели сюда явно не с целью повысить. Но какое ему могли назначить наказание? Улыбка Рафаэля становилась шире, и в голове Харвестер внезапно возникла ужасная мысль.
На горе Мегиддо также производили казни.
О Господи, нет.
— Ты обещал, что не убьёшь его, — прохрипела Харвестер. — Ублюдок.
Дрожа от страха и гнева, она вырвала руку из руки Рафаэля и устремилась к Риверу, но двое Стражей — ангелы, обеспечивающие выполнение ангельских законов — схватили её за руки и притащили обратно.
— Отпустите её! — Ривер вскочил на ноги, но четверо других Стражей снова опустили его на колени.
— Я обещал, что ты не уничтожишь его, — повторил Рафаэль. — Но содеянное им не имеет прощения. — Он провёл по её щеке с такой нежностью, которая не сочеталась с ужасным тоном. — Успокойся. Ты делаешь ему только хуже.
Сукин сын. Харвестер было ненавистно, что он прав, ненавистно, что Ривер страдает из-за желания ей помочь. Сухо сглотнув, она напустила на себя безразличный вид, в котором поднаторела, будучи падшим ангелом, и вынудила себя оставаться на месте.
Рафаэль присоединился к пяти архангелам, образовавшим полукруг вокруг Ривера, который лежал на земле, а его конечности удерживали Стражи. Ещё один Страж запустил руки ему за спину и максимально широко расправил в грязи его крылья.
Михаил возвышался над остальными, будто стоял на невидимом пьедестале.
— Ривер, известный также как Энриет, — начал он, его богатый баритон нёс в себе такую силу, что Харвестер задумалась, а не транслировались ли его слова на Небеса. — Ты предал нас в последний раз. Из-за тебя Сатана требует сотню тысяч душ в оплату за нарушение соглашения. Он собирает силы, и не ровен час, он нападёт на Небеса. У нас есть законы, но по какой-то причине за тысячи лет ты не научился им следовать.
В его руке появился золотой трезубец, и Харвестер закрыла рот рукой, чтобы сдержать рвущийся наружу крик ужаса.
Не так давно Гэтель вонзила полдюжины таких вещей в тело Харвестер. Каждое место, которое пронзалось тогда клинками, начало с новыми силами пульсировать, как будто мышцы помнили ту агонию и собирались нести её на протяжении всей вечности.
Михаил вонзил остриё в руку Ривера, пригвождая её к земле. Лицо Ривера выражало мучение, на лбу выступил пот, но мужчина не издал ни звука.
— Нет! — крикнула Харвестер. — Не делайте этого!
Никто не послушался. Она начала бороться со Стражами, рыдая, когда архангелы продолжили втыкать клинки в Ривера: в каждую руку, ногу, бедро и крыло. Ривер не произнёс ни звука, когда кости ломались, и кровь ручейками бежала по твёрдой земле.
Уриэль вонзил клинок в живот Ривера, и крики Харвестер даже не стихли, когда Габриэль пронзил его грудь. В этот раз Ривер захрипел и закашлялся кровью, и впервые с начала этого ужаса он закрыл глаза.
— Прости, Ривер, — прохрипела Харвестер, слёзы бежали по её щекам. Она закричала, когда Рафаэль высоко поднял клинок и вонзил его в горло Ривера.
Ривер судорожно вздохнул, кровь сорвалась с его бледных губ.
— Мы не получаем от этого удовольствие, — сказал Рафаэль Риверу, но Харвестер посчитала всё это брехнёй. Другие архангелы выглядели либо печальными, либо безразличными, но Рафаэлю не удалось скрыть ликование. — Харвестер. Иди сюда.
Стражи отпустили её, и она, спотыкаясь, побрела к Риверу, но прежде чем она до него добралась, её поймал Габриэль.
— Что ты делаешь? — Она попыталась вырваться, но её окружили другие архангелы.
Рафаэль опустился на колени рядом с Ривером и Харвестер накрыл шок, когда архангел нежно провёл по его щеке.
— Не всё потеряно, Энриет. Когда один падает, другой поднимается. — Он провёл рукой по луже крови Ривера и встал, повернувшись к Харвестер.
Все архангелы запели глубокими, дивными, великолепными голосами. Харвестер замерла на месте, когда к ней подошёл Рафаэль. Он остановился в шаге от неё.
— Хотелось бы мне, чтобы именно моя кровь наполнила тебя силой, — угрюмо произнёс он. — Но у тебя уже есть кровная связь с Энриетом.
— Я не понимаю. — В груди зародилась тревога, превратив лёгкие в цемент. Что они собираются с ней сделать?
Протянув окровавленную руку, Рафаэль обхватил Харвестер за затылок и присоединился к пению. Мир вокруг Харвестер закружился, принеся мышцам лёгкость, после чего она обмякла. Несколько рук её подхватили и поддержали в вертикальном положении.
Внезапно каждый мускул, каждый орган, каждую клеточку охватила агония. Как будто из тела вынимали кости. Боль ослепила Харвестер, забрала дыхание и голос, и та не смогла закричать.