— Нил… пожалуйста… я все исправлю, и мы сможем быть вместе.
На его губах появляется улыбка, которая выглядит почти грустной.
— И мы будем, Энни. Только не в этой жизни.
Я слышу щелчок и громкий хлопок. И тут меня пронзает ощущение, будто меня только что ударили кулаком в грудь.
«Нет.
Боже, нет».
Я смотрю вниз и вижу в рубашке дыру. И кровь.
Из дыры сочится кровь.
Он подстрелил меня.
Ошеломленная, я отшатываюсь назад. Протянув руку, хватаюсь за диван, но не могу удержаться. Ноги подкашиваются. Я сползаю с дивана и падаю на пол.
«Ривер, помоги мне. Пожалуйста».
Нил подходит ко мне. Опускается рядом со мной на колени.
— Мне жаль, что так получилось, Энни. Но ты не оставила мне выбора. Но это к лучшему. После смерти мы сможем быть вместе. Оба возродимся на небесах. Ты снова станешь чистой.
Я моргаю, глядя на него. Не могу дышать. Кажется, легкие наполняются водой. Будто я тону.
Нил подносит пистолет к голове. Улыбается мне.
— Увидимся на другой стороне, Энни. — Затем нажимает на курок.
Его тело падает рядом со мной.
Единственное, что я чувствую при виде его мертвого, — это облегчение.
Облегчение от того, что он не сможет навредить Хоуп.
«Помогите», — пытаюсь крикнуть я, но из горла вырывается только булькающий звук.
Хоуп плачет.
«Мамочка здесь, детка. Я рядом».
— Кэрри! О, боже, нет! Нет! Нет! Нет!
«Ривер. Он здесь».
Он оттаскивает от меня Нила. Падает рядом со мной и поднимает меня к себе на колени.
— Кэрри, детка, все в порядке. Все будет хорошо. Я здесь. Я с тобой. Я вызову «скорую». Только держись, детка. Я люблю тебя, Кэрри. Я так чертовски сильно тебя люблю. Не оставляй меня. Пожалуйста.
Он плачет. Мне больно это видеть.
«Пожалуйста, Ривер, не плачь».
Его сотовый прижат к уху. Он звонит в службу спасения.
«Хоуп», — пытаюсь сказать ему. — «Иди к Хоуп». Но слова не выходят.
Легкие горят. Я умру от удушья.
Я умираю.
Знаю, что умираю.
«Я люблю тебя», — говорю ему глазами. — «И Хоуп. Очень-очень сильно. Позаботься о ней ради меня. Каждый день говори, что я люблю ее».
Пытаюсь сделать еще один вдох. Чтобы выкроить хотя бы секундочку рядом с ним.
А затем…
Эпилог
Ривер
Год спустя
— Пойдем, Хоуп. — Вытерев ей липкие, покрытые кашей пальцы, я поднимаю ее с высокого стула.
Хоуп нравится кушать самой во время завтрака, а также во время обеда и ужина, и под «кушать самой» я подразумеваю, что пища оказывается где угодно, но только не во рту.
— Пора навестить маму.
Я пристегиваю ее к коляске, вешаю сумку со всем необходимым, чтобы четырнадцатимесячная девочка была чистой, не испытывала голода или жажды, и смогла бы развлечься. Клянусь, отправиться куда-то с малышом на несколько часов — все равно что собирать вещи для отпуска.
Мы выходим на улицу.
На небе ни облачка. Светит солнце. Сегодня прекрасный день для прогулки.
Мы направляемся в город, останавливаемся у флориста, чтобы забрать букет цветов, который я заказал ранее по телефону.
Кладу их в корзину под коляской, и мы едем дальше.
Хоуп играет с подвесными игрушками на дуге коляски, лепеча что-то себе под нос на языке, который знает только она.
Ее первым словом было «папа». И она права: я ее папочка. Во всех смыслах этого слова.
Мы подходим к входу на кладбище.
Толкая коляску, я проезжаю мимо рядов надгробий.
Пока не достигаю нужного.
Остановив коляску, отстегиваю ремни и вытаскиваю Хоуп. Она извивается, чтобы ее отпустили. Такая независимая. Это у нее от мамы.
Я опускаю ее на траву.
Она тут же плюхается на попку и стягивает туфельки и носочки. Потом вскакивает на ноги. Носок оказывается у нее во рту. И, ковыляя, шлепает по траве.
Наблюдаю за ней с улыбкой.
Беру из корзины под коляской букет цветов, за которым мы заезжали.
Подхожу к надгробию. Стряхиваю с него грязь и листья.
Опустившись на колени, сажусь перед ним.
— С днем рождения, — говорю я. — Я принес тебе цветы — колокольчики. Знаю, ты их любила.
Я опускаю букет перед надгробием.
Которое сам для нее выбрал.
Смотрю на имя, глубоко выгравированное в камне.
— Я скучаю по тебе, — говорю я. — Всегда буду скучать. Но… теперь у меня столько всего есть благодаря тебе. — Я смотрю на Хоуп, которая нашла пучок маргариток рядом с ближайшим надгробием и в настоящее время лепечет с ними. Я улыбаюсь и снова перевожу взгляд на надгробие. — Я... люблю тебя.
Сглатываю слезы, забивающие горло.
Моего плеча касается чья-то рука.
Повернув голову, вижу единственного человека, который делает вещи намного более терпимыми.
— Привет.
— Привет, Рыжая, — улыбаюсь я.
— Ты в порядке? — спрашивает она, садясь рядом со мной.
— Да, — киваю я. — Просто разговариваю с мамой.
— С днем рождения, Мэри, — говорит Кэрри.
Потянувшись к ней, сжимаю ее руку.
— Извини, я немного опоздала, — говорит она. — Старушка миссис Паркер поймала меня, когда я выходила из закусочной. Спрашивала, как дела у Хоуп. Хотела посмотреть ее последние фотографии. На это ушло некоторое время.
Я усмехаюсь при этой мысли.
Но не могу винить миссис Паркер. Потому что Хоуп потрясающая.
Полагаю, она украла сердце почти у всех в этом городе.
Конечно, есть несколько человек, которые из-за меня всегда будут держаться на расстоянии.
Но большинство ее любит.
Ее трудно не любить. Она милая и очаровательная.
Я люблю ее и ее маму так, как никогда не думал, что это возможно.
Они — весь мой мир.
И из-за жертвы, которую моя мама принесла ради меня, я теперь здесь, с ними, стал отцом Хоуп и живу удивительной, замечательной жизнью, которая у нас есть.
— Мапа! — радостно вопит Хоуп при виде мамы. Она вперевалку подходит к Кэрри, та обнимает ее и целует в голову.
— Привет, малышка. Мама скучала по тебе!
Я усмехаюсь при упоминании слова «мама». Кэрри до сих пор злится, что первым словом Хоуп было «папа». И, естественно, я подшучиваю над Кэрри из-за того, что Хоуп называет ее «мапа».
Некоторые вещи между нами с Рыжей никогда не меняются. И я молю Бога, чтобы так и оставалось.
После того, как я был на волоске от того, чтобы потерять ее в тот день, когда этот больной ублюдок, ее бывший, подстрелил ее... видеть, как она умирает у меня на руках... это был самый худший момент в моей жизни.
Мне казалось, моя жизнь закончилась.
Наблюдать, как парамедики борются, чтобы оживить ее у меня на глазах…
Даже сейчас от одной только мысли об этом я почти ломаюсь.
Но моя девочка — боец. И когда они снова заставили ее сердце биться, вставив ей в грудь трубку и выкачав кровь из легких, я опустился на колени и возблагодарил Бога.
Но кошмар еще не закончился.
Кэрри уложили на носилки и повезли в больницу.
Мы с Хоуп поехали следом. По дороге я позвонил Сэди. Они с Гаем встретили меня в больнице.
Полиция приехала в больницу требовать показаний, но все, о чем я мог думать, была Кэрри.
Ее отвезли в операционную.
Там ее сердце остановилось.
В ту ужасную гребаную ночь она умирала дважды.
Если бы ее бывший муж не покончил с собой, я бы сам убил его голыми руками.
Врачи снова запустили ей сердце и вытащили пулю, застрявшую в левом легком. Он промахнулся мимо сердца на миллиметр.