— Надеюсь, это у вас не любовь с первого взгляда?
— Боюсь, она самая.
— Если вы говорите «боюсь», значит, уверенности у вас нет. Когда это случилось со мной, я ни в чем не сомневалась.
Не веря своим ушам, Фенвилл тихо сказал:
— Нет сомнений и у меня.
Она отложила спицы и зевнула, прикрыв рот ладонью.
— Скажите мне, — сказала она, — как вы проводите все эти долгие бесцельные часы?
— Я работаю… я студент-архитектор.
— Студент-архитектор, обедающий в «Антресоли»? — Она поднялась и подошла к нему. Фенвилл затаил дыхание. Казалось, ответ ей особо и не требовался, но Фенвилл сказал:
— Случай был особый.
Она села в одно из больших кресел и, засучив широкие рукава платья, подставила огню свои бледные руки.
— Та девушка — ваша жена?
— Нет, — сказал Фенвилл. — Всего лишь… подруга.
— Ах, вот как. У нее внешность типичной богатой наследницы, знаете ли. — «Не так уж и сложно догадаться», — решил Фенвилл про себя. — Как жаль, что я не богата.
Фенвилл смотрел на ее очаровательные губы, тонкую паутинку ресниц, нежную кожу, идеальные запястья и миниатюрные ручки.
— Зато вы прекрасны.
Она никак не отреагировала на комплимент и сказала:
— У каждой комнаты в этом доме — особая стать. Их отделкой занимались разные люди — лучшие специалисты своего времени. Здесь, например, выдержан стиль кватроченто.
— Я заметил, — сказал Фенвилл, оглядываясь вокруг. — Покажете мне остальные?
— Остальные сейчас пусты. Заперты, забыты. Я больше не собираю вечеринки.
— И много на ваш век пришлось вечеринок? — На вид девушке можно было дать лет девятнадцать от силы, или двадцать.
— Да здесь чуть ли не каждую ночь собирались люди. Дом всегда был полон. Ну, само собой, когда отец был жив. И мне приходилось отдуваться за хозяйку. Отец предпочитал, чтобы это была я, а не мать. А потом, однажды ночью, он застрелился, и я обнаружила, что на мне повис и этот дом, и целый ворох долгов.
— Какой ужас! И давно это произошло?
— Точно не скажу… много лет назад. Моя мать повредилась в уме после этого. Но она всегда была бесхитростной душой, бедная моя матушка. Отец ее на дух не переносил, вечно гнал прочь. А меня вот любил.
— Грустно это. Мне очень жаль. — И вновь Фенвиллу больше нечего оказалось сказать.
— Да, — серьезно ответила девушка, — разоряться — всегда трагично.
Фенвилл задумался. И опять, это не то, что он имел в виду. Глядя на огромные уголья в камине, он спросил вместо этого:
— Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы выйти в мир?
— Вот только вчера вечером я выходила в мир. Раньше я ходила в «Антресоль» с отцом. И до сих пор хожу туда, когда хочу подумать о нем или спросить его совета.
— Вот почему вы выглядели такой печальной?
Глаза девушки округлились, взгляд подернулся странной поволокой.
— Я любила своего отца. — Казалось, она вот-вот расплачется.
— Ох, извините. Я… я задал весьма бестактный вопрос.
— И мне нужно было, чтобы он сказал мне, как быть. — Девушка все еще смотрела на Фенвилла, растапливая его сердце и разум.
— Но… разве вы не упомянули, что он наложил на себя руки? — Слова были сказаны прежде, чем он успел обдумать их — вырвались-таки.
— Он до сих пор говорит мне, что делать, когда у меня проблемы. По крайней мере, он обычно так делает. Вчера вечером он почему-то молчал. — Ее голос был полон недоумения и сожаления. Она медленно отвернула голову. Суть ее речей была довольно-таки странной, но для Фенвилла все это с лихвой искупала трепещущая в сердце нежность по отношению к ней.
— Жаль, что он вас так подвел, — решил подыграть он.
Тут ей, похоже, пришла в голову новая мысль:
— Возможно, он послал вас дать мне совет? Вместо того, чтобы отдуваться самому. — Она чуть склонила голову, как бы задавая немой вопрос. — Это многое объяснило бы.
— Возможно, так оно и есть, — согласился Фенвилл.
— Вот почему вы бросили там жену и проследовали за мной до самого дома. Я думала, вас вела любовь… но нет, кое-что гораздо более важное. О, дорогой отец! — Она сложила руки на груди, и ее глаза странно заблестели. В этом упоминании о чем-то «гораздо более важном», нежели любовь, Фенвиллу причудилось нечто невинное, почти что детское.
— Это была любовь, — произнес Фенвилл, снова покраснев. — И Энн — не моя жена.
— Энн? — Молодая хозяйка воззрилась на него почти с подозрением.
— Энн Террингтон. Она сопровождала меня вчера вечером.
— Да, эта богатая девушка. — Она была так взволнована, что, казалось, ей было трудно следить за ходом своих мыслей. — Думаете, мой отец послал вас, чтобы помочь мне?